Я вернулась к одному или ушла от другого, помахав чуть весело, чуть грустно на прощанье рукой. По сути, мы друг другу ничего не обещали, я просто сошла с карусели… К тому же у меня есть предназначение, и оно точно не в плоскости вечной бестелесной виллисы. Как там у Гейне: «Одетые в подвенечные платья, увенчанные цветами… неодолимо прекрасные пляшут виллисы при свете месяца, пляшут тем страстнее и быстрее, чем больше чувствуют, что данный им для пляски час истекает, и они снова должны сойти в свои холодные, как лед, могилы…»

Часть X

НАЧАЛО КОНЦА

ГЛАВА 1

Лежа на спине, я молча гляжу на человека, что усердно трудится надо мной. Его член, словно автоматический поршень, входит в меня и выходит, не задерживаясь. Тела, соприкасаясь, создают глухие монотонные хлопки. Ради этого мужчины я все еще готова умереть и родиться вновь, а потом снова умереть, если понадобится. Но он больше не смотрит мне в глаза, он сосредоточен на другом – на моем животе, лобке, груди, на чем угодно, только не на моих ощущениях. Раньше Эрик ловил мой взгляд, теперь все изменилось. Исчез зрительный контакт – диковинный мир потускнел, стал обыденным, неискренним.

Я беру его голову в свои руки, пытаюсь повернуть лицом к своему, но он выворачивается, у него серьезное и ответственное задание – двигать туда-сюда свой поршень, продолжать церемонию совокупления, великое таинство природы! А мне будто во влагалище вкололи сто кубиков лидокаина.

Думая, что подошел нужный миг, Эрик начинает ускоряться. Он набирает обороты, как паровоз, а я все равно ничего не чувствую.

– Сожми его внутри! – рычит он. – Сожми сильнее!

«Я не могу! Я больше не чувствую его!»

– Ну, давай же! Сильнее! – кричит он. – Помоги мне!

«Посмотри мне в глаза! Не хочешь?! Тогда я тоже не хочу помогать тебе!»

Все мое тело сотрясает от рыданий и от мощных толчков, буквально вдавливающих меня в кровать. Мне плохо. Мне очень плохо! Я закрываю глаза руками, чтобы не видеть его искаженное судорогой лицо, испарину на висках.

И вот все кончено.

– Ну что же ты! – с досадой говорит Эрик, переводя дыхание. – Впрочем, ничего, все нормально…

Я не могу справиться с истерикой и не понимаю, что с нами происходит.

Через пять минут он уже спит, улыбаясь во сне, как ребенок.

«Кого ты там видишь, любовь моя?»

«Это уже теперь тайна…»

ГЛАВА 2

Дорогая Адель!

Ты не представляешь, что значил для меня твой внезапный вчерашний звонок. Без преувеличения, он стал спасительным глотком для обезвоженной души. Однажды ты сказала мне: «Даже если мы перестанем спать друг с другом, я все равно почувствую твою боль на расстоянии» – и не ошиблась!

Думал ли я, что когда-нибудь стану изливать тебе душу, что вообще буду кому-то ее изливать ?! Безумие! Даже щеки горели от стыда после нашего разговора.

Но гнойный нарыв, зревший во мне, прорвался, и больше нет сил молчать!

Сколько бессмысленных поступков совершает человек в погоне за своими миражами?Не стану скрывать, уходя от тебя, я давал себе слово найти совершенно иное, самоуверенно полагая, что лучшее впереди. Прости меня! Прости за то, что с такой вероломной легкостью отказался от наших отношений. Теперь расплачиваюсь по счетам.

Знаешь, я даже испытываю некое угрюмое злорадство от своего нынешнего положения. Оно надолго отобьет у меня стремление к недозревшим девицам, в которых столько же женской мудрости и добродетели, сколько в грязном белье чистоты.

Ты спрашиваешь, какая она?! В начале думалось – необыкновенная. Помню, как при первой встрече даже опешил от смеси застенчивой мечтательности и импульсивного порыва. Я влюбился в нее без памяти, как мальчишка, даже и не подозревая, с каким довеском получу «невесту»!

Теперь каждый прожитый день беспощадно показывает всю ее фальшь. Она упряма, спесива, эгоистична и безоговорочно слепа к чужой боли. Одержимость собственной избранностью выворачивает ее мир наизнанку, а этот гаденыш! Он все время подпитывает в ней чертову иллюзию, держит на поводке, как собаку. Чуть между нами размолвка – он тут как тут, и эта глупая гусыня бежит за ним без оглядки. Однажды наш общий друг Роб сказал мне: «Ты недооцениваешь Джудит. Он очень сильно привязал ее к себе, искусно расставив сети. Парнишка никогда не будет с ней, но и не отпустит».

Все это видят, кроме нее самой!

Порой хочется заорать:

«Дура! На что ты размениваешься?! Где же твоя девичья гордость?!»

Но крик застревает в горле, и все продолжается по кругу.

Если бы ты знала, сколько раз я наступал себе на горло ради сохранения отношений. Дошло до того, что униженно попросил ее вернуться после сильнейшего оскорбления. Теперь даже не знаю, зачем это сделал. Наверное, надеялся, что голос разума возьмет верх над ее эмоциями. Но, скорее всего, она просто безумна, если не понимает, что на кону.

Сначала я не мог ею напиться, а теперь захлебываюсь. Еще немного, и не выдержу – просто вышвырну эту дрянь за порог.

О, Адель! Зарыться бы в твои объятия, заласкать до смерти, наслаждаясь каждым твоим стоном. Устал… Болит душа…

…Ты хочешь знать, что я чувствовал с ним? Адель, для меня единственно естественное – запускать пальцы в женскую глубину. Поэтому уместнее здесь будет спросить, что толкнуло меня на этот шаг? Можно было бы солгать, пеняя на жуткое опьянение. Но отвечу честно: злоба.

В ту ночь мне хотелось выдавить ему пальцами глаза, но я не сделал этого. Наоборот, когда мы разделись, первым взялся за его яйца. Знаешь, ощущать в руке чужой член весьма забавно. Я смеялся над этим, и он, понимая мое состояние, смеялся вместе со мной. Двое голых мужчин, стоя лицом к лицу, трогали друг у друга гениталии и глупо ржали. Вот уж точно, жизнь следует познавать во всех ее проявлениях! Не поспоришь, в нем действительно есть какое-то фатальное притяжение… В чем оно? Быть может, в запахе кожи. Не знаю… В общем, все получилось легко, как само собой разумеющееся. Презерватив из тумбочки, раздвинутые, подрагивающие от удовольствия ягодицы, мои толчки в совершенно инородном теле, а после снова виноватый смех – уже только его. Видать, протрезвев, он понял, что произошло. Думаю, мы оба поняли… Каждый из нас жаждал поставить другого на место, гонка стала самоцелью… Вот только для меня все закончилось давно, а для него – оборвалось с этим моментом».

Остекленевшими глазами я вытаращилась на экран ноутбука, кожей ощущая чудовищное и непоправимое НЕЧТО.

В этот момент входная дверь хлопнула. Эрик вернулся из магазина с большим пакетом в руках.

Увидев меня за своим лэптопом, он ничего не говоря, прошел на кухню и уже оттуда поинтересовался: