Улицы квартала показались ей ужасно узкими, там редко слышалось шуршание шин или скрипы велорикш. Удаян объяснил: любой транспорт ходит только до угловой мечети, а оттуда все обычно добираются пешком. Большинство домов было обнесено каменными оградами, но из-за них до Гори все равно доносились звуки чьей-то жизни: как готовят и подают еду, как наливают воду для купания. Как отскребают от гари сковородки и ополаскивают их водой. Как ругают детей и как они плачут, как зубрят свои уроки. Как по крыше цокают коготки ворон, как птицы хлопают крыльями и тюкают клювами, роясь в объедках.

По утрам она вставала в пять часов, поднималась на новый надстроенный этаж дома и получала от свекрови чашечку чая с печеньем из жестяной коробки. В дом еще не успели провести газ, поэтому день приходилось начинать с разжигания огня спичками и керосином в глиняной печурке, куда подбрасывали уголь и сухие коровьи лепешки.

От едкого дыма щипало глаза и застилало все вокруг, когда она раздувала огонь. Свекровь в первый же день после брачного обряда велела ей оставить книжку и заниматься хозяйственными делами.

Приходила бригада рабочих с обмотанными вокруг головы засаленными тряпками. Целый день они орали и стучали молотками, так что заниматься в доме было просто невозможно. Вокруг все покрывала серая известковая пыль, на проходе вечно лежали груды кирпичей, предназначенных для недостроенных еще комнат.

Когда свекор приносил с базара рыбу, задачей Гори было выпотрошить ее, порезать на куски, посолить, посыпать куркумой и пожарить в масле. Пока рыба жарилась, Гори сидела на корточках перед печкой и караулила, чтобы не пригорело. Потом она готовила соус по рецепту свекрови, с ним эту рыбу подавали вечером к столу. Помогала рубить капусту, выбирать из стручков горошек, вытряхивать из листьев шпината песок.

Когда служанка задерживалась или ее отпускали на выходной, Гори вместо нее толкла в каменной ступке корни куркумы и жгучий перец, горчичные и маковые зернышки. От жгучего перца ладони жгло так, словно с них содрали кожу. Сливая из кастрюли с рисом отвар, она должна была следить, чтобы ни одна рисинка не уплыла с водой. От тяжелых сковородок у нее ныли суставы запястий, лицо обдавало жаром, если она не успевала вовремя отвернуться.

Гори выполняла всю работу по хозяйству и еще дважды в неделю ездила на трамвае в северную Калькутту, чтобы позаниматься в библиотеке и посетить лекции. Удаяну она не жаловалась, но он сам все понимал и просил ее потерпеть немного.

Он говорил: когда его брат Субхаш вернется из Америки и женится, то в доме появится еще одна невестка, тогда станет полегче. Гори иногда пыталась представить себе, какой будет эта женщина.

По вечерам она ждала возвращения Удаяна, высматривала его с террасы. Входя во двор через калитку, он всегда задирал голову и смотрел на нее — как когда-то на перекрестке смотрел на нее, стоящую на балконе бабушкиной и дедушкиной квартиры. Но теперь все происходило по-другому, его приходы не были неожиданными, она — его жена, и они жили вместе в одном доме.

Он умывался, ужинал, а потом она надевала красивое сари, и они отправлялись на прогулку. Гори обожала эти прогулки с ним, хотя тишина кварталов Толлиганга казалась ей непривычной и настораживающей.

В северной Калькутте она привыкла к пестрой многолюдной толпе, к громкой музыке на улицах, к грохоту транспорта, к шуму и суете.

А здесь не происходило ничего интересного, за чем она привыкла наблюдать с балкона бабушкиной и дедушкиной квартиры. Только другие дома, белье, вывешенное сушиться на крышах, кокосовые пальмы и другие деревья. Кривые извилистые улочки, а еще пруды и низина, густо поросшая водяным гиацинтом.

Удаян начал просить ее выполнить для него кое-какие поручения. Конечно, она согласилась — хотелось помочь ему и самой участвовать в общем деле. Сначала поручались совсем простые дела — пойти туда-то и там (на бумажках он рисовал ей схемы) просто посмотреть, стоит ли возле определенного дома мотоцикл или велосипед.

Она носила от него записки, сначала бросала их в почтовый ящик где-нибудь в Толлиганге, потом стала вручать их лично. Покупая в киоске чернила, она вместе с деньгами подсовывала продавцу записку. В записках этих обычно содержалась информация о месте или времени. Эта связь через нее не имела для Гори никакого смысла, но была важна для кого-то еще.

Много записок она отнесла работнице в швейном ателье. Гори приходила туда и просила вызвать женщину по имени Чандра, якобы для обмера перед пошивом блузки. В самый первый приход Гори полная курчавая женщина приветствовала ее так, словно они дружат давно.

Она завела Гори за занавеску, стала нарочито громко называть абстрактные цифры и записывала их в свой блокнот. Конечно, снимать размеры с Гори на самом деле она и не думала. Просто она взяла у Гори записку, прочла ее, снова сложила, засунула себе под блузку и только потом отдернула занавеску.

Поручения, которые выполняла Гори, конечно, были крошечным, совсем маленьким вкладом в одно большое общее дело. Гори оказалась незаметным звеном в какой-то цепи, а о размерах даже представления не имела. Ее словно задействовали в какой-то пьесе, где актеры в масках, не зная друг друга, играли роли, кем-то написанные и контролируемые. Конечно, ей хотелось узнать, какой вклад она вносит в общее дело и кто контролирует ее действия. Она спрашивала Удаяна, но он отмалчивался, считал: так от нее будет больше пользы. Что лучше ей ничего не знать.

В следующем году в феврале, сразу после первой годовщины их свадьбы он подыскал ей репетиторскую работу. На всех углах тогда уже выставили статуи богини Сарасвати, студенты бросали к ее ногам свои учебники. Кокилы заводили свои весенние брачные песни.

Брата с сестрой из Джадавпура требовалось «поднатаскать» к экзамену по санскриту. Гори должна будет приходить к ним на дом каждый день, добираться на велорикше, представляться вымышленным именем. Перед самым первым занятием Удаян подробно описал дом и его внутреннее расположение, словно не раз бывал там. Описал ей комнату, где будут проходить уроки, и мебель, и цвет обоев, и даже большой стол у окна.

Удаян сказал ей, на какой стул надо будет сесть. Если занавески окажутся задернутыми, ей нужно будет немного отдернуть одну, сослаться при этом на нехватку освещения.

Ей надлежало все время поглядывать в окно — ждать, когда мимо дома пройдет полицейский. Записать, в какое время он прошел, и запомнить, была ли на нем полицейская форма.

— Зачем это?

На этот раз он объяснил:

— Маршрут этого патрульного пролегает мимо явочной квартиры. Подпольщикам нужно знать, в какое время он ходит там и бывают ли у него выходные. Подпольщикам нужно устранить его с пути.

Она занималась с учениками, натаскивала их по грамматике и все время поглядывала на свои наручные часы, положенные на стол рядом с открытым блокнотом, и вдруг увидела полицейского. Это был мужчина лет тридцати пяти, гладко выбритый, в полицейской форме. Из окна второго этажа она разглядела его черные усы и макушку. Вечером она описала его Удаяну.