— Вот, — закончив чертить очередную стрелку с их инициалами, Валентина отступила на шаг, полюбовавшись делом своих рук. — Теперь это издалека увидят. Как тебе, Ти?.. Тиока? — повысила она голос, заметив, что подруги рядом нет. — Ти, ты где?

— Здесь, — откликнулась та. Оказалось, что она ушла немного дальше вдоль берега и теперь крутилась на одном месте. — Ты должна это увидеть!

Перехватив поудобнее палку, Валентина со всех ног кинулась на зов подруги, в душе радуясь тому, что вестианка наконец-то оживилась. Топча ползучник и перескакивая через камни и несколько упавших стволов, она подбежала — и затормозила, едва не падая на колени.

— Мама дорогая!

— Они… они здесь были! — выдавила Тиока.

Последние сомнения исчезли. До них здесь действительно побывали люди. Часть ползучника была не просто вытоптана — растения буквально раздавили, кроша в кашу и вдавливая в песок и глину. Тут не просто останавливались несколько человек. Тут явно стояла какая-то техника — присмотревшись, девушки заметили следы гусениц. Это что же выходит? В той капсуле было средство передвижения? Но почему его активировали метрах в ста от места падения капсулы? Искали ровную твердую площадку? Или просто боялись, что капсула взорвется и спешили отойти на безопасное расстояние?

— Да, — Валентина прошлась туда-сюда, внимательно осматриваясь. На твердой почве не отпечатались следы человеческих ног, но кое-где на поломанных стеблях ползучника оставались отпечатки. Увы, определить, были ли это бутсы космонавтов, она не могла. Только и поняла, что это были разумные существа.

— Да, здесь были люди. Наши люди.

— Наши, — Тиока нервно озиралась по сторонам. — Но где они теперь?

— Не знаю. Уехали.

— Куда?

— Туда, — подумав, девушка по отпечаткам гусениц проследила направление. — Если я не ошибаюсь, то в сторону востока… если во-он там — север, а за морем — запад.

— На восток? Но там же нет растительности! Куда они отправились?

— Возможно, там растительность есть. В низине. Или, в отличие от нас, они располагают картой материка и точно знают, куда едут. Это ведь только наша капсула была переделана в ремонтную. С нее наверняка сняли часть оборудования. Среди него могло быть и нужное… которого у нас нет.

— Значит, они уехали, — Тиока смотрела в ту сторону, прищурив глаза. — Уехали и бросили нас тут одних?

— Они не знали, что мы выжили. Они думали, что больше никого не осталось…

— Мы почему-то думали о них! — фыркнула вестианка.

— Мы не думали — мы надеялись, что кто-то остался в живых, кроме нас. А у них такой надежды могло и не быть. Нам надо решить, что делать дальше. Идти по следам или двигаться вдоль берега, как намечали?

— Я не знаю. Я устала, — Тиока потопталась и села прямо на ползучник, выбрав не примятый участок. — И есть хочу.

— Подкрепиться нам бы не мешало, — согласилась Валентина. — Пошли?

Они вернулись к воде, но подошли не с той стороны, где потерпела крушение вторая капсула, а чуть дальше, метрах в тридцати-сорока. Тут росла какая-то жесткая трава, торчащая из воды, словно щетина. Только на верхушке каждой щетинки виднелось утолщение, похожее на разделенный на дольки шарик. Валентина осторожно ковырнула этот шарик, и ей удалось снять верхний слой, как кожуру. Под нею оказалось белое полупрозрачное ядрышко. Оно ничем не пахло, не липло к пальцам, и девушка, после недолгих колебаний, попробовала его лизнуть.

Ничего не произошло. Ее не парализовало, не затошнило, язык не пронзила боль и он не стал распухать от яда. Она попробовала откусить немного мякоти и не почувствовала вкуса. Ощущение было не совсем приятное — как будто к нёбу прилипла вата.

— Ты чего? — удивилась Тиока. — Отравиться хочешь?

— Экспериментирую, — ответила Валентина. — Если мы пойдем по следам машины, нам придется бросить побережье. Что там впереди — неизвестно, но неплохо бы запастись едой. Такой, которая не протухнет через полчаса. Если эти шарики съедобны, мы могли бы набрать их с собой.

— «Если съедобны!» Ты ничего не чувствуешь?

— Пока ничего. Но надо подождать по меньшей мере час — пока пища начнет перевариваться.

— Тебе станет плохо. Ты умрешь, — мрачно предрекла Тиока. — И я останусь одна. И тоже умру и не найду наших. И никто никогда не узнает, что с нами случилось. А все почему? Потому, что ты решила есть всякую гадость…

— Не гадость, а плоды. Тут нет наземных животных. И растениям нет нужды защищаться от поедания.

— Ага. И нет нужды делать свои плоды съедобными. Экологию и ботанику в школе проходила, знаю! Вот увидишь — ты умрешь!

— Хватит! — оборвала Валентина. — Будь, что будет. Подождем.

Она заставила себя сесть, сложив руки на груди и прислушиваясь к своим ощущениям. Тиока вертелась рядом, заглядывая ей в глаза.

— Ну, как? — спрашивала она поминутно. — Как ты себя чувствуешь? Все нормально? Ничего не болит? Не тошнит? Живот не крутит?

— Нет, — всякий раз отвечала Валентина. — Все хорошо. Все нормально. Ничего такого не чувствую… нет, конечно, чувствую, но… как бы тебе сказать… это немного не те ощущения… Да, небольшой дискомфорт есть, но это как будто просто в экзотическом ресторане попробовал местную кухню…

— Да-да, — с готовностью подтвердила вестианка. — Я помню. Мы с родителями отправились в круиз… Я закончила школу, и папа хотел сделать мне приятное… На Омидаре-5 нам предложили попробовать «блюдо дня» в одном маленьком ресторанчике, который держали змеелюды… Оно ползало по тарелке и надо было отрывать у него лапки в определенном порядке — от самых маленьких, до самых больших. А я перепутала и начала с клешней. А в них, как оказалось, накапливается кровь — пока ты отрываешь мелкие лапки, она туда затекает… Она-то и съедобна. Папа отдал мне своего шлюмбехха — так эти существа назывались… Бедный папа, — девушка всхлипнула и отвернулась, чтобы скрыть слезы. В последнее время Тиока стала очень плаксива и ревела по любому поводу.

Чтобы отвлечь подругу от горестных воспоминаний, Валентина решительно поднялась. Да, ее родители тоже будут переживать, но это придет позже. Пока еще они уверены, что дочь тихо-мирно заканчивает обучение на Весте и вскоре даст о себе знать — мол, прилетаю в следующем месяце. Они спокойно занимаются своим делом, воспитывают внучку от старшего брата и ни о чем не думают. И она тоже должна ни о чем не думать. Глупо.

— Пойдем, немного пройдемся, — она направилась прочь. — Что-то у меня того… внутри немного не то. Может быть, на ходу станет легче.

Уловка удалась. Как-никак, папа был далеко, а вот единственный человек — на расстоянии вытянутой руки. Тиока что-то пролепетала и поплелась за подругой, все еще всхлипывая и вытирая глаза ладонью.

— Не три так сильно, — посоветовала Валентина. — Грязь занесешь. Тут больниц нет. А лекарства… вряд ли аптечке найдется подходящее, чтобы протереть воспаленные глаза.