Она здорово преуспела в этом. Каукалов вспомнил, как когда-то, в первый вечер их знакомства, она безуспешно пыталась запустить в "космос" квадратное кольцо, ругалась, беззастенчиво засовывала палец в рот, поправляла там что-то, упрямо стараясь добиться своего, но все было тщетно, кроме двух или трех последних попыток, а сейчас Майя стала настоящим мастером этого дела.

Сделав восхищенную мину на лице, Каукалов прищелкнул языком, поднял правую руку с грозно оттопыренным большим пальцем:

- Во!

- А корешка пригласить, значит, не хочешь? - в третий раз спросила Майя. Вот настырная баба! Каукалов едва не закашлялся от такой настырности, даже в носу защипало, словно на нежную ткань попало что-то кислющее, злое, он прочистил себе горло и спросил:

- Тебе что, меня не хватает?

- Хватает... Хотя добавочная порция никогда не помешает! - Она засмеялась без тени смущения на лице. - Слушай, ведь вы с Илюшкой до недавнего времени были не разлей вода. Мы уже привыкли к этому. А сейчас... Что произошло?

- Как привыкли, так и отвыкнете! - Собственная грубость принесла Каукалову некоторое облегчение. Это он отметил уже давно: раздражение или злость нельзя держать в себе, надо обязательно выпускать, словно лишний пар, который ничего хорошего человеку не дает. Выпустишь парок - сразу легче становится.

В ответ Майя поцокала языком, отправила в воздух ещё одну дымную фигуру - как и в первый раз, квадрат. Каукалов стремительно шагнул к ней, молниеносно запустил руку под юбку и, сжав пальцами одну крепкую, туго обтянутую шелковыми трусиками половину, притянул Майю к себе.

Та едва не подавилась очередным дымным кольцом: Каукалов причинил ей боль.

Через час Каукалов, расслабленный, с вялыми мускулами и приятным звоном усталости, прочно поселившимся в висках, в затылке, и вообще во всей голове, лежал в кровати между Майей и Катей и гладил по животу то одну свою даму, то другую - живот у Майи был более более мягким, чем у Кати, и это невольно наводило на мысль, что земные услады Майя познала раньше Кати. Неожиданно он предложил:

- А не создать ли нам с вами, девочки, публичную библиотеку?

- Это что ещё такое?

- Публичная библиотека - это публичная библиотека. По-моему, этим все сказано. Ничего не добавить, ничего не убавить.

- С красными фонарями, что ль? - Майя насмешливо фыркнула. - Так уж лучше бы мы организовали её в Хургаде. Было же предложение... Мы бы с Катькой тебе, как нашему спонсору, делали отчисления... А дом с красными фонарями - это целая морока. Надо зарегистрировать в Министерстве юстиции, нанять бухгалтершу, платить налоги, часть кошелька отстегивать рэкету и так далее. Ты готов?

- А почему бы и нет? - Каукалов хмыкнул. - Рэкет - это я и есть. Сам себе и отстегну.

- Семнадцать процентов московских путан больны сифилисом. Тебя эта цифра не пугает?

- Не пугает.

- Пять процентов больны триппером. Удивительная штука - триппера много меньше, чем сифилиса, хотя сифилис - болезнь более страшная. Тебе не жалко нас с Катькой?

- А вы будете обслуживать только одного клиента, так что медицинская чистота гарантирована.

- Это кого же? - Майя насмешливо сощурилась.

- Меня.

- А перебора не будет? Мы ведь с Катькой девушки такие... - Майя красноречиво покрутила пальцами в воздухе.

- Разборчивые?

- И разборчивые и... в общем, любим, когда чай заваривают покрепче.

- За этим дело не станет.

- Ну смотри... - Майя погрозила Каукалову. - Потом не отрабатывай назад. - На щеках у неё появились мягкие маленькие ямочки, от которых у всякого нормального мужика перехватит дыхание. И вообще Майя после Хургады здорово похорошела. - Чихать по-французски отныне, значит, будем втроем.

Каукалов непонимающе глянул на неё - он не знал, что такое "чихать по-французски". Майя хмыкнула:

- Ты что, никогда не болел французским насморком?

- Никогда, - подтвердил Каукалов.

- Ну ты и даешь! - Майя даже присвистнула. - Это так же ненормально, как и целка в седьмом классе школы.

- Считай, что мне не повезло. Теперь признайся, когда у тебя в первый раз был мужчина? - вдруг спросил Каукалов. - Лет в пятнадцать небось? И тогда тебе уже было известно, что такое "французский насморк"...

Майя фыркнула:

- Что-то ты совсем ко мне, как к дурочке, относишься...

- В тринадцать лет?

- Уже теплее, но все равно в тринадцать лет среди девчонок невинных почти нет.

- В одиннадцать?

- Почти попал в цель... Но все равно промахнулся. Имей в виду, что девчонки ныне водятся только в люльках да в колясках. Как только девочка выпала из люльки и начала ходить - она уже не девочка. На неё сразу кто-нибудь заберется. А дальше уже пошла нормальная взрослая жизнь. Как видишь, начинается она гораздо раньше, чем девочка научится выводить в тетрадке первые буквы алфавита.

Говорила Майя с насмешливым спокойствием, кое-где речь сдабривала матерными словами, и, надо признаться, мат нисколько не портил её наоборот, она от этого становилась только желаннее, вот ведь как. Каукалов, заводясь, погладил её по размякшему животу и повернул к себе спиной.

Ему вспомнилась Ольга Николаевна, он стиснул зубы и, закрыв глаза, глухо застонал - представил себе, что сейчас овладевает ею. Сделал несколько резких движений, всаживаясь в Майю едва ли не целиком, стремясь проникнуть в нее, погрузиться в теплую желанную плоть по самую макушку, застонал сильнее, и Майя также ответила ему стоном.

Очнулся Каукалов лишь тогда, когда почувствовал легкое похлопывание по собственной заднице и услышал смешливый голос Кати:

- Эй, нельзя ли потише? Вы своими темпераментными хрипами дом развалить можете!

Каукалов сник, - в нем словно бы разом иссяк запас сил, откинулся на спину и произнес довольно беззлобно, что совсем не было похоже на него:

- Ну и сволочь же ты, Катька!

Образ Ольги Николаевна, так ярко высветившийся было, померк, Каукалов даже не заметил, когда это произошло, вот ведь... Как ни странно, ему сделалось легче. Он повернулся к Кате.

- А ну, баба, подставляй свой лобок под животворную струю! - вскричал громко, азартно и набросился на завизжавшую от неожиданности Катерину. Ну!

- Фу, как грубо - бабой назвал, - проворчала, едва отбившись от Каукалова, Катя.

- А кто же ты? Мужик, что ли? Дед с сивой бородой?

- Фи!

Успокоились не скоро. Утром Майя собралась уходить. Встала, наспех припудрилась, достала из сумочки духи, побрызгала за ушами.

- Ты куда? - лениво поинтересовался Каукалов.