Как выразилась однажды Тамара, ставшая после возвращения из Старой Пунери очень циничной, общество теперь разделилось на воров и ограбленных. Она уверяла, что везде процветало массовое воровство: с заводов, фабрик, складов, магазинов, а тем более из столовых несли все, что только можно (якобы даже масло машинное сливали в фильтрационные коробки противогазов, которые были положены каждому рабочему по законам военного времени, а потом продавали его на базаре вместо подсолнечного, ибо с голодухи, как говорила Фаина Ивановна, чего только не сожрешь!). Но если общество и в самом деле разделилось на воров и ограбленных, то Федор Федорович, конечно, принадлежал к числу последних – в отличие, между прочим, от Тамары, и не от нее одной.

Двух начальников и нескольких медсестер других пунктов переливания крови уже арестовали за тайную распродажу перевязочного материала и нашатырного спирта. На подстанции же, вверенной подполковнику Федорову, царил образцовый порядок – прежде всего, благодаря изумительной честности самого Федора Федоровича, который был замечательным начальником и оказался замечательным Дедом Морозом. Он хорошо помнил времена своего детства, когда Новый год и Рождество праздновались по всей России широко и шумно.

Он знал, как правильно водить хоровод вокруг елки, кричать: «Дедушка Мороз, ты где? Приди к нам на праздник!», петь невыносимо старорежимную, но такую чудесную песню «В лесу родилась елочка» и даже новейшую, написанную поэтессой Зинаидой Александровой только в 1935 году, «Маленькой елочке холодно зимой». Он самозабвенно играл с детьми в особые новогодние игры, которые помнил с детских лет, например, в «Смешинку» или в «Какие в лесу елки?»… Между прочим, Ольга, у которой в детстве ни разу не было елки (мать умерла, а мачеха праздновать «всякую ерунду» не позволяла), сама вовсю веселилась вместе с детьми. Фаина Ивановна, которая тоже пошла с ней на праздник (Тамара осталась встречать Новый год там, где работала), умиленно вздыхала и бормотала: «Наши-то самые проворные, самые лучшие!»

Похоже, она в самом деле привязалась к детям. Кто бы мог подумать, что из абортмахерши Чиляевой выйдет такая самозабвенная нянька! Правда, иногда слишком сладкая, даже до приторности, но зато глаз с детишек не спускает!

Навеселившись с Дедом Морозом, дети пошли играть в «Подарки для слепых». И вот тут веселья у всех поубавилось…

Игра «Подарки для слепых» заключается в следующем. Натягивается между стен толстая веревка, как будто на ней собрались сушить белье. Однако вместо белья на нее навязываются веревочки потоньше, к которым прикреплены разные лакомства или игрушки. Участнику завязывают глаза, дают в руки ножницы – и он идет, щелкая ножницами наудачу и пытаясь срезать то, что попадется на пути. Руками ощупывать ничего, конечно, не разрешается. Если кто-то нарушает это правило, он немедленно выбывает из игры.

Игрушки развешивала Маша Петухова, старшая медсестра пункта, где работала Ольга. У Маши было двое детей: десяти и двенадцати лет. Да еще она привела с собой двух племянников того же возраста. В хоровод Петуховы-младшие шли неохотно, песен петь вместе с прочими не хотели, над «Смешинками» не смеялись, на вопросы игры «Какие в лесу елки?» не отвечали, однако участвовать в «Подарках для слепых» кинулись самыми первыми. Довольно быстро Ольга поняла, почему: веревка была натянута слишком высоко, и такие малыши, как Саша, Женя и еще несколько четырех-пятилетних детей, могли дотянуться разве что до крошечных булочек из серой муки, выглядевших весьма неаппетитно (испеченных, к слову сказать, старшей медсестрой Петуховой), зато ее рослые дети и племянники имели все шансы уйти с праздника с набитыми животами и карманами.

Конечно, скромное угощение и одинаковые подарочки и так ожидали всех детей (женщины нарочно для этого дня постарались!), но они и в самом деле были скромные, а на веревке висело все самое лучшее – то, что в обычные подарки не попало: шоколадные конфеты, яблоки, несколько мандаринов, добытых Тамарой, магазинное печенье, оставшееся из гостинцев, периодически привозимых или присылаемых из Сарова Егоровым, и леденцы на палочках, мастерски изготовленные Фаиной Ивановной нарочно для этого праздника.

Петухова великодушно предложила попытать удачу сначала младшим. Она совершенно ничем не рисковала: подарки еле-еле задевали их макушки. Последними под веревкой прошли Саша и Женя, но не повезло и им.

В отличие от других неудачников, они не плакали, а молча сели в сторонке, взялись за руки и начали наблюдать за Петуховыми, которые как раз вышли «на охоту». Они запросто могли бы срезать все подряд (на это, видимо, и рассчитывала старшая медсестра), однако оказались какими-то криворукими. Попусту щелкали ножницами, никак не попадая по веревочке, на которой раскачивалось яблоко, мандаринка, пачка печенья или шоколадка, и ушли, также ничего не добыв.

Выстроились, чтобы играть во второй раз, все, кроме Жени, которая осталась сидеть в уголке.

– Я лучше просто так посмотрю, – сказала она Ольге. – Мне Сашка обещал печенье «Авиатор» срезать, а себе он возьмет вон то большое яблоко! – И она показала на пачку печенья и яблоко, которые, как нарочно, висели выше прочих подарочков и, без сомнения, предназначались кому-нибудь из Петуховых.

Ольга хотела было навести порядок и потребовать, чтобы веревку опустили ниже, но почему-то промолчала.

Странно… Вроде бы рвались слова с языка, а сказать она ничего не могла.

Первым пустился в путь Саша – и, к полнейшему Ольгиному изумлению, вернулся с добычей: печеньем для Жени и яблоком для себя. Потом опять сел рядом с Женей, и они вдвоем уставились на остальных искателей удачи.

Теперь им всем необычайно везло! Малыши, которые сначала попусту щелкали ножницами, на сей раз уходили с подарками. Все как один! Так что, когда на промысел отправились Петуховы, на веревке сиротливо болтались только Машины домашние булочки из серой муки. Но даже их детям и племянникам старшей медсестры срезать не удалось!

Петухова разгневалась и обвинила всех выигравших в том, что они сдвигали с глаз повязки и подглядывали.

Впрочем, она тотчас прикусила язык, потому что сама завязывала игрокам глаза, причем делала это так старательно, что дети даже пищали, так им было больно.

Тут вперед выступил старший сын Петуховой, Гошка, и крикнул, что Женя опустила веревку, на которой были подвешены игрушки.

На него посмотрели, как на сумасшедшего, все, даже родная мама. Однако Ольга заметила, как вдруг побледнела Фаина Ивановна…

– Да вы гляньте на веревку! – закричал Гошка, тыча в нее пальцем, и все присутствующие повернулись в ту сторону.

Что за чудеса? Веревка и впрямь сильно провисла.

Как же так? Она ведь была натянута очень высоко…

– Я говорю, это Женька ее опустила! – завопил Гошка.

– Гоша, да ты что? – удивилась Ольга. – Женя все время в углу сидела. Она даже не играла, она вообще с места не вставала!

– Она на веревку смотрела – и веревка опускалась! – доказывал Петухов.