Они удалились в библиотеку, в то время как он стоял и смотрел на нее с выражением, отнюдь не свидетельствовавшим о светской учтивости. Луиза, являвшая собой картину полного спокойствия, села на голубой пуф возле камина.

— Вы располагаете десятью минутами моего времени, — проговорил Томас.

Амелия в это время была занята в утренней комнате с его сестрами и слушала, как Эмили практикуется в игре на фортепьяно.

— Господи, вы стали так холодны. Пожалуйста, не говорите мне, что это моя вина, если вы забыли о хороших манерах.

На лице ее красовалась улыбка женщины, имеющей весьма высокое мнение о себе и уверенной в своей безусловной привлекательности. Почему он не замечал этой ее склонности к самолюбованию семь лет назад?

— Не льстите себе, воображая бог знает что. Будьте довольны уж тем, что я согласился вас принять и выслушать.

Он повернулся и подошел к буфету. Резким движением откупорил хрустальный графин, взял стакан и налил себе вина. Без этого, подумал он, ему не пережить следующие десять минут.

Луиза грациозно поднялась с места и обогнула стол.

— Ваша нелюбезность означает, что вы не предложите мне выпить?

Томас повернулся к ней и смотрел, как она приближается к нему, картинно надув свои красные губы. Он предпочитал розовые. Темно-розовые. У Амелии был восхитительный розовый рот.

— Не думаю, что вы останетесь достаточно долго, чтобы насладиться напитком.

— Как вы жестоки, — мягко укорила она его. — Только Господу известно, зачем я предприняла это путешествие. К счастью, у меня дом в Сомерсете, потому что, похоже, мне не приходится рассчитывать на ваше гостеприимство.

Теперь она стояла лицом к нему и ее пышные юбки касались его панталон. В ноздри ему ударил запах ее духов. Слишком сладкий цветочный запах, очень подходящий его носительнице.

— Да, именно так. Поэтому надеюсь, что вы не станете слишком долго держать меня в неведении относительно цели вашего визита, — ответил Томас сухо.

Стремясь выдержать дистанцию между ними, он обошел вокруг нее и направился к креслу в самой дальней части комнаты. Ничуть не смущенная и не обескураженная этим, Луиза последовала за ним и села на диван напротив.

— Я часто думала о вас все эти годы. Думала о том, каким был бы брак с вами, и частенько представляла, что Джонатан — ваш сын.

Так у нее есть сын? Он впервые услышал об этом. Жизнь с Луизой была бы чистым несчастьем, но ребенок приковал бы его к ней навсегда, а уж это было бы катастрофой. Он мысленно возблагодарил своего отца, столь неумело распорядившегося семейным состоянием и оставившего его без гроша. Если бы не это, его юношеская глупость обернулась бы несчастьем, имя которому было герцогиня Бедфорд.

— По правде сказать, самое лучшее, что случилось со мной, — это ваш брак с герцогом.

Брови герцогини сошлись на переносице, а губы сжались, образовав прямую линию, ее лицо выразило крайнее неудовольствие. И наконец облик подлинной женщины, какой она была, проступил из-под складок парчи цвета бургундского вина и черного бархата.

— Вижу, что с вами не договориться, — сказала она лимонно-кислым тоном. — И все же то, что дошло до меня, должно вас очень заинтересовать. Потому что это позор, настоящий позор.

— Я искренне сомневаюсь, что мне захочется услышать что-либо, если только это не слова прощания: good-bye, adieu, adios — на каком бы языке они ни были произнесены, — заметил Томас сухо.

Ее карие глаза сверкнули недобрым огнем, и это придало лицу мрачное и даже зловещее выражение.

— О, я уверена, эти сведения могут представлять для вас некоторый интерес. Это касается гостьи вашей мамы, дочери маркиза Бертрама.

При упоминании Амелии чувства Томаса мгновенно проснулись к жизни, но он постарался скрыть свой интерес.

— И что же до вас дошло?

Он произнес это легко и сделал глоток из своего стакана.

На губах Луизы снова засияла улыбка:

— Я так и знала, что эта особенная тема вызовет у вас интерес. Хотя должна вас предупредить, вам может не понравиться то, что я скажу.

— Я не настолько наивен, чтобы поверить, что вы проделали весь этот путь в Девон ради того, чтобы сообщить мне добрые вести, касающиеся леди Амелии.

— Ну, я сочла своим долгом предупредить вас: эта юная леди, находящаяся под вашим кровом, имеет определенного рода репутацию. Пока это еще не стало известно широкой публике, но я знаю, что у нее была связь с несколькими джентльменами. Первый из них, если вы только способны этому поверить, сын какого-то торговца в одном из графств. Подумайте только! Торговца!

Она сделала паузу, ожидая его ответа. Когда стало ясно, что его не последует, Луиза начала снова:

— А совсем недавно появился лорд Клейборо. И они оказались связаны узами, какими когда-то были связаны мы с вами.

— Неужели? — процедил Томас сквозь зубы, поднимая брови.

Луизу, похоже, привела в замешательство его реакция. Мгновение она сидела молча, сдвинув брови и сжав губы, но, упорно добиваясь своей цели, продолжила:

— Мне говорили, что маркизу пока что удавалось воспрепятствовать ее браку. Как бы то ни было, совершенно очевидно, что ее невинность — не более чем иллюзия, хотя я не сомневаюсь, что маркиз заплатил деньги, достойные короля, за то, чтобы замолчать эти инциденты.

Томас ответил кривой усмешкой. И в самом деле, потребовалась огромная сумма, чтобы оплатить долги Клейборо. Это было правдой. Что же касалось Кромуэлла, то Гарри пригрозил ему протолкнуть в парламенте закон об увеличении налогов для компаний, ведущих дела за границей, что серьезно сократило бы доходы Кромуэлла старшего от его зарубежных предприятий.

— Но какое отношение имеют ко мне все эти сведения?

«Ах ты, Гнусная интриганка! Насколько же низко ты способна пасть?» — размышлял он лениво.

Луиза изменила позу, будто не знала точно, как принять его ответ или, если выразиться точнее, его отсутствие. Несколько секунд прошло в молчании, в течение которых она внимательно наблюдала за ним. Он, в свою очередь, следил за ней скучающим взглядом. Потом вдруг она вскинула подбородок.

— Ну, думаю, если все это станет достоянием общества…

Никогда еще не приходилось Томасу слышать голос, столь язвительный и коварный, столь безжалостно самодовольный и эгоистичный.

— Вы явились сюда, чтобы угрожать мне, ваша светлость?

— Мой дорогой Томас, не понимаю, почему вы так плохо думаете обо мне, — сказала она, вкладывая в свой тон должную меру ужаса и изумления. — Я говорила о других людях, которым, должно быть, уже все известно. Знаете, как в свете любят скандалы?

Томас допил остатки рома и поднялся с кресла.

— Ваша светлость, если это и есть причина вашего визита, то вы напрасно старались. Я хочу распрощаться с вами и прошу вас больше не появляться в моем доме.