К тому же, возможно, история с первым заводом «Алисы в Стране чудес» оставила у Тенниела неприятный осадок. Ведь именно он проявил излишнюю требовательность (чтобы не сказать придирчивость), а Кэрролл, надо признать, стойко перенес удар и согласился на его требования.

Как бы то ни было, Тенниел был занят. Кэрролл обратился было к другим иллюстраторам, потом к миссис Макдональд, знавшей многих художников и всегда готовой помочь ему, но вскоре понял, что ни один из них ему не подходит. В результате он снова написал Тенниелу. В конце концов ему удалось уговорить художника взять на себя иллюстрации к новой книге. Если гонорар в 138 фунтов, который потребовал Тенниел за «Страну чудес», в свое время поразил Кэрролла (это составляло четверть его тогдашнего годового дохода), что уж говорить о 290 фунтах за «Зазеркалье»? Правда, в этой книге было на восемь иллюстраций больше, но гонорар увеличился более чем вдвое! Может быть, Тенниел назвал такую сумму в надежде, что она испугает автора и он откажется от его услуг? Но Кэрролл без колебаний согласился: он был перфекционистом и понимал, что «Зазеркалье» должен иллюстрировать только Тенниел. Ему пришлось также принять поставленное художником условие: он приступит к работе лишь после окончания других заказов.

В отличие от первой сказки об Алисе вторая уже не была импровизацией: в ней чувствуется продуманный авторский замысел. Мартин Гарднер в «Комментированной “Алисе”» высказывает предположение, что тема Зазеркалья возникла позже основного замысла второй сказки, в основу которой, как вспоминала Алиса Лидделл, легли экспромты, которые сочинял Кэрролл, обучая девочек Лидделл игре в шахматы. Тема шахмат присутствует в окончательном тексте сказки, хотя теперь ее вряд ли можно назвать основной. Вместе со второй темой — Зазеркалья — она организует и крепко держит сюжет. И всё же Кэрролл назвал свою сказку «Зазеркальем». Очевидно, что в конце концов именно тема зеркала оказалась для него ведущей.

Как же возникла мысль о Зазеркалье — стране, лежащей по ту сторону зеркала? Трудно определить, как рождаются замыслы художников. Порой какие-то мелочи, смутные воспоминания, встречи подсказывают автору решения. Возможно, такой подсказкой стали для Чарлза оставленные когда-то стекольщиками подписи на внешней стороне окон, мимо которых он мальчиком проходил каждый день, подымаясь в свою комнату в Крофте. Возможно, была права Алиса Лидделл — сказка возникла как воспоминание об игре с ней и ее сестрами. А возможно, к созданию «Алисы в Зазеркалье» Кэрролла подтолкнул разговор с другой девочкой по имени Алиса, родившейся в 1862 году и приходившейся ему дальней родственницей. (Имя «Алиса», заметим, было весьма популярно в ту пору — так звали старшую дочь королевы Виктории.) Алиса Теодора Рейке была старшей дочерью члена парламента Генри Сесила Рейкса; семья жила в доме на Онслоу-сквер, «через несколько дверей» от дядюшки Скеффингтона Латвиджа, которого Чарлз часто навещал. Задние двери домов на этой улице выходили в общий сад для жильцов. Спустя много лет Алиса Рейке вспоминала об этой встрече с Кэрроллом:

«В детстве мы жили на Онслоу-сквер и играли, бывало, в саду за домом. Чарлз Доджсон гостил там у старого дядюшки и часто прогуливался по лужайке, заложив руки за спину. Однажды, услышав мое имя, он подозвал меня к себе.

— Так ты, значит, тоже Алиса. Я очень люблю Алис. Хочешь взглянуть на что-то очень странное?

Мы вошли в дом, окна которого, как и у нас, выходили в сад. Комната, в которой мы очутились, была заставлена мебелью; в углу стояло высокое зеркало.

— Сначала скажи мне, — проговорил он, подавая мне апельсин, — в какой руке ты его держишь.

— В правой, — ответила я.

— А теперь, — сказал он, — подойди к зеркалу и скажи мне, в какой руке держит апельсин девочка в зеркале.

Я с удивлением ответила:

— В левой.

— Совершенно верно, — сказал он. — Как ты это объяснишь?

Я никак не могла этого объяснить, но, видя, что он ждет объяснения, решилась:

— Если б я стояла по ту сторону зеркала, я бы, должно быть, держала апельсин в правой руке?

Помню, что он рассмеялся.

— Молодец, Алиса, — сказал он. — Лучше мне никто не отвечал.

Больше мы об этом не говорили; однако спустя несколько лет я узнала, что, по его словам, этот разговор навел его на мысль о “Зазеркалье”, экземпляр которого он и прислал мне в свое время вместе с другими своими книгами».

Этот рассказ был напечатан в «Таймс» 22 января 1932 года, накануне празднования столетия со дня рождения Льюиса Кэрролла, которое широко отмечалось в Англии и США. Долгое время считалось, что именно разговор с Алисой Рейке навел Кэрролла на мысль о «Зазеркалье». Однако всё оказалось не так просто. Энн Кларк отмечает: Кэрролл лишь 24 июня 1871 года впервые упоминает в дневнике о том, что встретил Алису Рейке на лужайке, а она пригласила его в дом и познакомила со своим отцом. «Это весьма интригующий эпизод, — замечает Кларк. — Ведь уже в 1867 году “книга серьезно продвинулась вперед”»[108]. Между тем девочке было в то время всего пять лет. Вряд ли тогда состоялась беседа, о которой она рассказывала 65 лет спустя. Как бы то ни было, Кэрролл подружился с Алисой Рейке и навещал ее, когда бывал у дядюшки; их дружба сохранилась и после ее замужества и рождения дочери.

Мартин Гарднер полагает, что мысль о стране, лежащей по ту сторону Зеркала, появилась у Кэрролла в 1868 году, вскоре после возвращения из России. Заманчиво было бы предположить (Кэрролл провоцирует всех на самые невероятные предположения), что путешествие в Россию летом 1867 года нашло какой-то отклик в «Зазеркалье»: что, скажем, битва между Львом и Единорогом отражает события Крымской войны, а, к примеру, Труляля и Траляля представляют братские церкви, которые всё мечтают о единении, но ссорятся по пустякам… Тут можно было бы дать волю своей фантазии, как не так давно сделал французский критик Жан Перро. Ему пришло в голову, что русская народная сказка «Василиса Премудрая», переведенная на английский язык вскоре после возвращения Кэрролла из России и, возможно, известная ему, нашла свое отражение в «Зазеркалье». Впрочем, доводы Перро слишком натянуты и неубедительны, чтобы принимать их всерьез.

Скорее всего, в России Кэрролл думал о другой сказке. Во всяком случае, вскоре после возвращения из путешествия он послал рассказ «Месть Бруно» (Bruno's Revenge) в ежемесячный детский «Журнал тетушки Джуди» (Aunt Judy's Magazine), печатавший нравоучительные рассказы и сказки для детей и пользовавшийся большой популярностью. Журнал издавала известная детская писательница Маргарет Гэтти (Gatty). Свое семейное прозвище «тетушка Джуди» она использовала при издании книг «Рассказы тетушки Джуди» (1859), «Письма тетушки Джуди» (1862). Миссис Гэтти, прочитав присланную Кэрроллом «Месть Бруно», написала ему восторженное письмо и в декабре 1867 года опубликовала рассказ в своем журнале.

Кэрролл снабдил текст собственным рисунком. На нем был изображен сидящий на мыши крошечный эльф в причудливом камзольчике с буфами на рукавах и веточкой ландыша, перекинутой, словно палка, через плечо; на заднем плане видна девочка в коротком платьице, а на переднем, спиной к читателю, расположился человек, лица которого как следует не разглядеть, — рассказчик, повествующий о своей встрече с двумя представителями «волшебного народца» по имени Сильвия и Бруно.