А кто он для меня?

Сердце замирает перед тем, как я мысленно это произнесу.

Мой. Мужчина.

Кабинка чуть замедляется — мы преодолеваем горный хребет.

— Смотри. — Торн указывает взглядом. — Бельвенхартская равнина сразу за которой начинается самая большая северная пустошь.

— Там много драконов?

— Очень. Расстояния такие, что щиты не причиняют им вреда и не заставляют тесниться.

— Но ведь когда-нибудь это изменится. Если сила иртханов растет… возрастет и сила щитов. И когда-нибудь все равно придется их снять.

— Когда-нибудь — возможно. — Торн пристально вглядывается в ночную тьму, и, за мгновение до того, как мы начинаем снижаться и снова заворачивать в сторону курорта, улыбается. — Видишь?

Я вижу несколько крохотных точек, вдалеке. Настолько крохотных, что сложно даже представить, что драконы могут быть такими. Тем не менее они передвигаются, и я знаю, что это драконы. До тех пор, пока нас не отрезает изломом горы, продолжаю смотреть то на них, то на его профиль, отмечая улыбку сидящего рядом мужчины.

Вряд ли он способен обречь их на страдания. Поэтому, когда я говорила о щитах…

— В Аронгаре земли не такие обширные, — говорю я. — Поэтому… Я лезу не в свое дело, да?

— Тебе не идет скромность, Лаура.

— Ой! — Я делаю большие глаза. — Ты только что назвал меня нескромной?

Торн усмехается.

— Все дело в землях и территориях. Ферверн — территориально самая большая страна, и уровень жизни у нас, будем откровенны, гораздо выше того, что в Аронгаре.

— Как это не дипломатично.

— Ну ты же не пойдешь с этим к Халлорану. Я снова смеюсь.

— Тем не менее мировое сообщество настаивает на том, что щиты нужно отключать повсеместно. Чтобы люди привыкали к мысли, что это норма и не задавали ненужных вопросов. Говоря откровенно… на встрече прозвучало слово «тирания».

— Ого.

Я нахмурилась, потому что даже от слов Торна повеяло холодом.

— Лучше не будем о политике.

Я внимательно смотрю на него и соглашаюсь:

— Не будем.

С такого ракурса из кабинки весь курорт, как на ладони. Как сплетение праздничных гирлянд и золотых нитей, в центре которых полыхают драгоценные камни домиков и ресторанов.

— Кстати, об ужине…

— Я за тобой зайду. — Он смотрит мне в глаза.

— То есть название ресторана по-прежнему в секрете?

— По-прежнему.

— Хорошо-о-о, — я киваю. — Никуда без грифа «секретно».

Еще двадцать минут мы спускаемся, а потом, на ближайшей станции, выходим. Там нас дожидается Крейд.

— Ферн Ландерстерг.

Кольцо возвращают в коробочке.

Оперативно!

После чего отступают и садятся в азрокар.

— Честно говоря, это должно было случиться за ужином, — говорит Торн, — но…

— Но меня ждет самое романтическое предложение на станции канатной дороги, неподалеку от подъемника?

— Нет, — говорит он и убирает коробочку в карман пиджака. — Я передумал.

На солнце снег сверкал так, что я то и дело хотела зажмуриться — даже несмотря на плотные солнцезащитные очки, которые сочетались с горнолыжным костюмом. Торн сказал, что не выпустит меня на улицу, пока я не оденусь нормально, то есть в костюм, а не в юбочку и чулки.

— Здесь все же не город, — сказал он. — Солнце мощнее, но и температура ощущается иначе.

То, что она ощущается иначе, я уже поняла: по тому, что у меня начал мерзнуть нос. Наверное, уши к нему бы с радостью присоединились, но у меня была повязка на голову, сиреневенькая. Тон в тон к полоскам на костюме. А еще утепленные кроссовки.

Чувствовала я себя в такой одежде несколько странно, равно как и несколько странно было чувствовать себя в центре внимания. Всеобщего внимания, которое лилось на меня отовсюду, как выше обозначенное солнце. Хотя если так подумать, после вчерашнего выхода в ресторан мне уже ничего не было страшно. Вот там на меня действительно смотрели все, на меня и на мои украшения. Я бы и сама на них смотрела, потому что взгляд они притягивали однозначно.

— Не надумал мне рассказать, что будет вечером?

— Нет.

Это прозвучало как-то слишком категорично. Учитывая, что Торн и категоричность у меня ассоциировались уже давно, я улыбнулась. Вчера после его заявления я искренне захотела запустить в него снежком, но не успела: дракон сообщил мне, что ответственные события требуют ответственной подготовки, после чего я весь вечер (с поправкой на волнения перед совместным выходом и собственно сам выход) думала о том, что он там готовит.

Мастер драконьей интриги, что тут скажешь.

С утра мы вместе позавтракали, и это было уже гораздо проще, чем вместе поужинать, а после пошли гулять. «Эдерхард Маунтейн» представлял собой целый город — с улочками, магазинами, кафе и развлекательными центрами. Здесь было два огромных кинозала (не как привычные в торговых центрах, а отдельно стоящие, под куполами, с эффектом глубокого погружения), несколько фитнес-центров, ну и, разумеется первый и единственный в мире горнолыжный комплекс.

Здесь обучали катанию новичков и инструктировали тех, кто приезжал уже не в первый раз. Оборудование можно было взять напрокат, равно как и приобрести в личное пользование. Правда, я не представляла, зачем — не будешь же приезжать сюда каждый год. Или будешь?

— Кто на самом деле придумал сделать здесь горнолыжный курорт? — поинтересовалась я

За звание создателя боролись четверо весьма именитых бизнесменов прошлого века. Трое из них были иртханами, один человеком, поэтому его задвинули быстро. Но даже те трое очень долго не могли между собой поделить то, что создали. Закончилось это все тем, что Верховный того времени просто-напросто поставил их перед фактом: курорт теперь — национальное достояние и будет приносить пользу государству. Вот это уже действительно попахивало тиранией, но бизнесмены оказались умными и спорить не стали. На выгодных условиях продали курорт.

— Слоан Торпентер.

— Слоан Торпентер? Тот самый?

Его имя считалось знаковым в мире спорта и в истории Соурских игр. В смысле, сами Соурские игры возникли давным-давно, как развлечение для аристократии иртханов. Там они соревновались в силе и ловкости, но вот зимние виды спорта возникли гораздо позже. Проходили Соурские зимние игры исключительно в Ферверне — кстати, именно здесь, да. По понятной причине.

Слоан Торпентер Пятый (видимо, с именами в семьях правителей в те времена было туго) правил Ферверном триста лет назад, он же предложил заливать катки и, будучи поклонником лыжного катания — для этого в его городской резиденции даже были созданы трассы и насыпные горы — впервые внес предложение о том, чтобы катание на коньках и на лыжах тоже стали соревнованиями. Разумеется, в те времена это было труднореализуемо, почти невозможно, поскольку если каток можно было залить в любой стране, то с заснеженными горами дела обстояли гораздо сложнее.