Принц попросил Мэй выйти, затем кормил меня своими руками, промокая губы салфеткой.

— Я не чудовище, Света. Вся моя вина в том, что я не готов признать свое поражение.

— Почему я, Энтони? В твоем распоряжении множество благородных леди, мечтающих о благосклонности принца.

Энтони хмыкнул, отложил тарелку обратно на поднос и посмотрел на меня долгим изучающим взглядом.

— Поначалу я думал, ты ведьма. С особой магией, ведомой пришелицам из вашего мира, сводящей мужчин с ума. Я хотел избавиться от наваждения, прервать связь со служанкой, но даже принадлежа другому, ты не покинула моего сердца. И я понял, что ошибся. Отказался от единственной женщины, делавшей меня счастливым.

«Энтони, — мысленно заметила я. — А о моем счастье ты подумал?»

День за днем тянулось мое вынужденное заточение. Кость срасталась болезненно, я много спала, чтобы набраться сил.

Мне попался благородный похититель. Энтони искренне считал себя правым, а мне хотелось в сердцах бросить, что в моем мире удерживание человека против воли — статья уголовного кодекса. Я все еще не могла понять, сколько принц намерен держать меня в заточении и как поступит, когда поймет, что старания заполучить меня напрасны.

Я отчаянно скучала по лорду Бестерну. С каждым днем надежда быть спасенной мужем все таяла. Я очень хотела верить, что он ищет меня и будет готов выслушать, когда все закончится.

Снег вокруг охотничьего домика пятнали только следы стражников, уходящих за пропитанием, и никакие гости не нарушали уединенности гнездышка, свитого принцем.

На седьмой день принц спросил меня:

— Почему ты противишься, Света? Неужели ничего не осталось от твоих клятв мне? Забудь о Бестерне, король подаст ходатайство о разводе и ты будешь свободна.

— Энтони, я люблю мужа, но дело не только в этом, — ответила я исподлобья.

Принц ласково заправил за ухо прядь выбившихся волос. Любовь к мужу он считал блажью, а вот дополнительные причины его очень интересовали. Он поставил себе цель сломить сопротивление пленницы.

— Не понимаю, разве тебе плохо под моей опекой? Да, я держу тебя против воли, но скажи, разве в другом я обидел тебя?

— Ты никогда не посмотришь на меня, как на равную, Энтони. Не поверишь, но наши сердца одинаковы. Я люблю свободу, и буду за нее бороться. Задыхаюсь, когда за меня делают выбор.

Энтони опустил взгляд и долго сидел молча подле кровати. В эту минуту уверенность покинула принца, я увидела за маской бравады, как сильно его ранит отвержение любимой женщины.

Он не изменится ради меня, устоявшиеся взгляды не осыплются пеплом под жаром любви. Я всегда останусь для принца служанкой, а значит чуть менее значимой, чем он сам. Стена между нами росла ввысь и вширь, и даже Его Высочество не мог отрицать наличие непреодолимой преграды.

И он сдался.

— Твоя нога зажила, — помолчав, промолвил принц безжизненным голосом. — Теперь ты можешь уйти от меня, если хочешь. Одного не могу понять: что в нем есть, чего нет во мне?

— Тебе просто нужна другая девушка, — спрятав глаза, ответила я.

Солгала. На этот вопрос никогда правдиво не отвечают.

Принц Энтони за считанные минуты собрался, намереваясь покинуть охотничий домик, оставив меня с Мэй в одиночестве.

Я с трудом поднялась с кровати, обнаружила, что за время лежания пластом тело ослабло, и теперь я сильно прихрамывала. Мэй помогла мне облачиться в теплое платье, накинуть сверху шубу, обуть высокие сапоги.

Принц наблюдал на первом этаже за тем, как его люди выносили тюки с личными вещами, навьючивали на лошадей. В мою сторону он не смотрел, даже когда я спустилась с лестницы, цепляясь обеими руками за перила.

— Что со мной теперь будет? — пролепетала я вслух невеселые мысли.

Принц отлично расслышал их, едко бросил в мою сторону:

— Выбрала Бестерна, вот и проверишь, насколько крепка его любовь. Только не проси потом моей милости.

Под сердцем похолодело. Как бы я не крепилась, но семь дней без весточки от мужа сильно ударили по нервам. Что мне делать? Идти куда глаза глядят по снежному лесу? Молить принца указать правильное направление?

Заржали лошади, на улицу вынесли последний тюк. Учтиво поклонившись, принц развернулся и вышел вон. Домик разом опустел, будто воздушный шарик, из которого вышел воздух. Стало слишком тихо.

Я подула на закоченевшие пальцы, затем попыталась нагреть воздух вокруг себя. Дар вернулся, но был слаб, видимо сказывалось общее физическое состояние. Мэй встала за моей спиной, я обернулась и обняла подругу за талию.

— Его Высочество так благороден, — иронично произнесла Мэй. — Оставил двух девушек без защиты.

— Спасибо, хоть отпустил, — невесело пробормотала я.

— Чего ты боишься, Лисабель? — Мэй с тревогой заглянула в мои глаза.

Я осела на пол, не в силах больше сдерживать напряжение последних дней. Чувствовала себя поверженной, несмотря на то, что вырвалась из плена принца.

— Я до дрожжи в коленях боюсь, что мне некуда возвращаться. Где лорд Бестерн? Почему не ищет меня? Мэй, о Мэй, я не выдержу еще одного разочарования. Я не настолько сильная, понимаешь? Если лорд Бестерн откажется от меня, я сломаюсь…

— Лиса… Ну стой же, хватить терзать себя. Не гони лошадей, имей смелость посмотреть в глаза мужа. Если любите, сможете объясниться.

— Что мне делать, Мэй? Я еле ковыляю, углубиться в ледяной лес — верх глупости.

— Ты хрома, я крива, вместе мы сила, — Мэй улыбнулась, а потом вновь вернула тон на серьезный. — Нам нужно спешить, Лисабель. Сейчас утро, следы лошадей хорошо видны на снегу. Они выведут нас к людям, а там и лорд Бестерн отыщет, кто знает.

Мэй была права. Нужно было собраться и пойти. Принц оставил пропитание, если грамотно расходовать дар, то замерзнуть нам не грозит. Но как же боязно покидать четыре крепкие стены с жарким камином ради ледяной пустоши. Неделю назад я смело выпрыгнула в окно, но тогда я была полна сил и уверена, что муж совсем рядом. А теперь, я чувствовала себя беспомощной калекой.

Мы набрали в холщовые сумки продовольствия: хлеб, две головки сыра, ветчину. Хватило место для веревки и теплого пледа. От перспективы ночевать в ледяном лесу в засосало под ложечкой. Я стряхнула оцепенение и приказала себе быть сильной.

Охотничий домик остался позади. Снег переливался на солнышке радужными всполохами, следы лошадиных копыт отчетливо выделялись среди девственной белизны темными пятнами. С губ срывались пушистые облачка пара. Шли молча, экономя энергию. Шуба неплохо грела, сапожки сидели как влитые, если бы не нога, можно было наслаждаться прогулкой.

Мэй раздобыла для меня прямую палку, служившую посохом. Я сильно припадала на больную ногу, мышцы с левой стороны были ощутимо слабее. Хромать по глубокому снегу было чистым мучением. Я рукой вытягивала колено из сугробов, шипя ругательства. Вспоминала Энтони незлым тихим словом, чуть не плача от возмущения.