Небо светлело, хотя пока еще не появилось рези в глазах, этот серый долгий почти зимний рассвет будто стал сообщником маленькой группы, решившейся на марш-бросок по городу. Максим не взял многих необходимых вещей, не было дозиметра, еды, воды, хорошей разгрузки и ПНВ, но это было и ни к чему.

– Выдвигаемся, – скомандовал он.

Крушинин хотел что-то сказать, но промолчал. Зато послышался далекий вой, какая-то тварь драла глотку. В памяти Максима всплыл смутный образ то ли из виденного в детстве фильма, а может, похода в зоопарк: волки на охоте. О плохом думать не хотелось, он лишь обернулся, чтобы поторопить Симку и брамина. Одинокий вой повторился, но теперь ему ответили пять или шесть голосов, звери будто переговаривались друг с другом. Макс забрался на обледенелый сугроб из легковушки, осматривая улицу, откуда они только что пришли.

Снег стал падать реже, и темные точки на чисто белом фоне показались метрах в пятистах. Макс прильнул к оптике: звери, приземистые, с торчащей клочками шерстью, раздвоенным хвостом или болтающейся при ходьбе пятой недоразвитой лапой, растущей на лысой спине. Может, они когда-то и состояли в родстве с домашними Шариками или Тузиками, но теперь это дикие голодные звери. Стая. Одни метались меж машин, карабкались на сугробы, что-то подкапывая и рассматривая, другие, перебегая на противоположную сторону дороги, обнюхивали разбитые стекла витрин и давно вросшие в землю двери. Но группа из пяти тварей шла цепочкой точно посредине улицы, пригнув морды к земле. Они шли по следу людей, глупых и вкусных.

– У нас хвост, – сообщил Макс, спрыгивая с сугроба, – причем не один.

– Полис? – пискнула Симка, прижимая автомат и затравленно оглядываясь назад.

– Хуже, собаки. Ну, или волки…

Макс лихорадочно соображал: отбиться от стаи шавок на открытом пространстве – чистое самоубийство. Взобраться на крышу автобуса и обстреливать тварей? А если на звук стрельбы что-то прилетит, крылатое и зубастое, то крыша уже не спасет. Время шло на секунды, надо было что-то решать. Он вскинул автомат, рассматривая в оптику улицу. Впереди, не доходя до массивного здания с колоннами, просматривался затор, перегородивший дорогу от края до края. Если вспомнить атаку обезьян и оборону в Генштабе, решение забраться в помещение и закрыть двери не казалось плохим.

– Бежим во-он к тому дому, красному.

– Это мэрия, – скрипуче из-под маски сообщил Крушинин, приложив руку к глазам козырьком. Максим пожал плечами, мэрия так мэрия, тем лучше. Казенные здания частенько отличались крепкими дверьми и зарешеченными окнами, особенно на первом этаже, псы – не обезьяны, но защита лишней не будет.

Макс бежал впереди, время от времени оглядываясь на легко скачущую по кочкам сестру и тяжело топающего брамина. Вой слышался все чаще и все ближе, раздаваясь теперь с противоположных сторон широкой улицы. Твари загоняли дичь, следовало чутка охладить их охотничий азарт. Максим остановился, прильнув к оптике, поймал в перекрестие самого резвого, выдохнул, задержав дыхание, и, поймав момент, выстрелил. Очередь с отсечкой в три патрона легла кучно, но малость ниже, оторвав псу переднюю лапу. Бежавшие рядом «товарищи», недолго думая, тут же накинулись на подранка. Заняв погоню еще парой подранков, Адвокат повесил автомат на шею, на бегу подхватил почти падающего брамина и потащил за собой.

Затор у мэрии выглядел странно, будто кто-то уложил сгнившие машины намеренно, перегородив проезжую часть и оставив узкий проход метра два шириной посредине, но обдумать эту странность на бегу было сложно. Симка проскочила первой, Максим, тащивший старика почти волоком, чуть не врезался в нее. Пространство у крыльца здания было перегорожено, и с той стороны, образовав закрытую площадку, поставленные набок машины были утыканы штырями и обвиты колючей проволокой. В голове Белявского мелькнула догадка, похожее он уже видел на родной станции, но позади слышались скулеж и рычание.

– Тащи его к двери! – скомандовал Максим сестре, пятясь к входу в здание. Первых двух собак он срезал очередью, почти не целясь. В проход сунулись еще трое, но тяжелые пули калибра семь-шестьдесят два охладили пыл стаи, и, прихрамывая, убежал лишь один пес.

– Закрыто! – отчаянно дергая ручку двери крикнула Симка. Макс опустошил магазин и запутался в балахоне, заряжая полный. Несколько собак, воспользовавшись моментом, ринулись в проход, другие стали карабкаться и прыгать поверх баррикады, окружая полукольцом Максима и возившихся с дверью Серафиму с брамином. Твари заполняли пространство перед зданием, увиденный Максимом десяток в начале улицы оказался лишь передовой группой стаи. Собаки не стояли на месте, хаотично носились, прыгали, оскалив пасти, будто атакуя, но при этом не подставлялись под выстрел. Макс выпустил очередь веером, скулящая и рычащая стая, мелькая глазами в свете фонаря, бросилась врассыпную.

Застрекотал автомат Симки, сухо защелкал пистолет брамина. Максим стрелял, кладя с каждым выстрелом по одному подранку или убитому псу, но их все равно оставалось много, и они все теснили к стене. Сквозь скулеж и гавканье раздался дикий скрежет, у прохода в баррикаде взметнулся снежный взрыв, перекрывая выход, незадачливого пса разрубило надвое затянувшимся тросом.

С противоположного угла арены, где над асфальтом возвышался конный памятник Юрию Долгорукому, загрохотали выстрелы, стая собак оказалась зажата меж двух огней. Кувыркаясь в воздухе огненными колесами в снег, разбрызгивая жидкое пламя, полетели бутылки с огнесмесью. С постамента памятника спрыгнул человек и с разбегу врезался в гущу стаи.

Максим отвлекся лишь на мгновение, как тут же здоровенная дворняга сшибла его с ног. Автомат отлетел в сторону, тварь, хлопая зубастой пастью, вцепилась в ремни броника на груди, рванулась, метя в горло, забрызгивая слюной стекло маски. Макс инстинктивно втолкнул предплечье в раззявленную пасть, а правой рукой, выхватив нож, загнал полоску стали аккурат меж ребер враз обмякшего пса. Подскочившая Симка стащила собаку, короткой очередью отогнав еще одну, помогла подняться.

Максим подхватил автомат, выбирая цель, левая рука ныла, сдавленная зубами собаки, постреливали потревоженные ребра, но кипящий в крови адреналин глушил боль, позволяя фокусировать внимание на творящемся вокруг аду: снег, подожженный коктейлем Молотова, полыхал, Симка, воя под маской на одной ноте, палила короткими очередями, темная фигура в развевающемся балахоне на фоне пламени скакала по площадке, отрубая головы и ломая хребты топором на длинном древке.

Белявский, сожалея, что нельзя в ближнем бою использовать гранаты, стрелял, почти не целясь, лохматые спины и оскаленные пасти носились нескончаемым хороводом в десяти-пятнадцати метрах, тяжелые пули сбивали псов набегу, прошибая насквозь. Мутанты, позабыв о своей охоте и жертвах, вдруг ставших охотниками, метались в поисках выхода, устилая окровавленный снег своими трупами. Воздух пропитался соленым привкусом паленой шерсти и металлом крови, пробиваясь вонью даже сквозь угольные фильтры противогаза. Лязгнуло железо, натянутый трос упал, открывая выход с площадки, уцелевшие собаки, давя друг друга, как по команде бросились наутек.