— Но так ли уж это хорошо? Возможно, именно эти нашипресловутые самоотверженность и всепрощение так распустили наших мужчин?

— Я не берусь давать какие-то рекомендации на этотсчет. Я просто констатирую, что русские женщины — это главное национальноебогатство страны, которое надо беречь пуще глаза.

— Не кажется ли вам, что женщина находится как бы втупике: она страдает в любом случае — и добившись независимости, и оставшись посуществу рабыней?

— Вы хотите от меня каких-то философских заключений. Ноя не философ. Я писатель и просто мужчина. В идеале, возможно, женщина должнабыть вот такой, русской, а относиться к ней надо по-западному. Но ведь этого жепросто так не сделаешь. Наверное, мужчине надо хорошенько настрадаться, чтобыоценить по достоинству русскую женщину. Это относится и ко мне. Я теперь, последвадцатилетней разлуки, вернувшись в Россию, ищу себе русскую жену, потому чтовновь и вновь повторяю, что русская женщина — это лучшая в мире женщина.

Из интервью под названием «Ищу русскую Жену», данногомосковскому еженедельнику «Семья» американским писателем и режиссером ЭфраимомСевелой. Беседу вела Алла Бережкова

— В сущности, про мужа я даже не задаю себе вопрос,нравится он мне или не нравится. Я поклоняюсь ему. — Честно говоря,российская женщина больше приучена молиться на детей… — А от когоребенок-то рождается? Если вы мужа не полюбили, если ребенка не хотели, ноприняли — хуже нет. Тягость, отчужденность, теснота какая-то. А когда выпричастились к мужу — и несете то, что он вам подал, — ведь это уже смыслсовсем другой, разве не так? Он дает мне свою жизнь, я ему — свою. Послегрехопадения Господь так и сказал Еве: теперь вместо свадебного пути со мной, ссамим Господом, ты будешь покоряться мужу, а он над тобой будет властвовать.Какая семья без мужа? А что за ребенок без отца? Все равно, что сказать —мать-Мария и Христос существуют, а Бог-отец необязателен.

Детей у нас семеро — четыре девочки и три сына. Дети — этоочень спаянная стайка. Никогда не забудут ни именины, ни дни рождения другдруга. Где бы они не были в это время — обязательно звонят. Они очень хотят,чтобы и племянники были с племянниками — такой единый род… Держат меня в ежовыхрукавицах, а думают, что это я — их. Смешно, но мне это нравится. А вообщекаждый день приносит какую-то свежесть — что-то новое происходит, новый внукрождается… Всего у меня одиннадцать внуков, но могло быть больше…

Я больше хотела бы открыть у вас «Школу души и тела» дляженщин, чем во Франции. Французы очень умны, но я не могу говорить с ними одухе. Ведь они католики, а я православная… Только вы, русские, можете возродитьдух. Я убеждена в этом. Давайте не будем говорить, как вам плохо, как вы многопострадали. Это действительно так, но от вас и ожидают многого. Даже в Европеговорят придет какое-то спасение от России. И я думаю, это спасение в женскомдухе, если он у вас будет существовать. Я имею честь с вами общаться, потомучто каждая русская женщина для меня — честь. Она — клад, какая бы она ни былазапачканная. Не она в этом виновата, а — жизнь. Жизнь ее затоптала, извратилаее душу — это такое страдание, когда трудно дышать, когда зажат со всех сторон.И все-таки достоинство в тебе растет, как золотой стержень. И в конце концов ты— распрямляешься, потому что не тело твое крепится, а дух. Когда я быладевочкой, я была настолько бедна, что ела раз в два-три дня. Может, потому менясегодня не беспокоят ваши трудности в еде — это можно пережить. Если бы вызнали, как мало нужно, чтобы поддерживать организм! В своей школе в Париже япрошу: если можете, не ешьте вообще раз в десять дней, только пейте, очищайтесвой организм! Вы можете подумать — вот живет в свое удовольствие, сумелаорганизовать свою жизнь, все ей кажется просто. Я это понимаю. Но поймите вытоже, что очень много энергии тратится впустую — на ту чисто внешнюю сторонужизни, которая в конце концов — не главное. У каждой из вас всегда естьвозможность подумать, остановиться, пообщаться с собой. С книгой. С тишиной. Вполной тишине иногда многое услышишь. Мы уже давным-давно о вас думаем имолимся, сердцем мы давно с вами.

Конечно, для неверующих это пустые слова. А те, кто верит,знают молитва придает силы. Сколько слез было пролито далеко от вас…Успокойтесь. Самые элитарные ваши люди уходили в котельные и работали засемьдесят рублей в месяц. Я таких знаю. А сегодня у них улыбка, — и дляменя это — главное.

Испытание очень часто исцеляет. Энергетические силы вчеловеке колоссальны. Если бы мы сознавали это, то никогда и ничего не боялисьбы.

Из интервью дочери русских эмигрантов Натали Дроэн подназванием «Каждая русская женщина для меня — честь». С мадам встретились ВалентинаВасейко и Ирина Косенкова

Прежде, чем заняться химическим анализом буйного потока,вторгшегося из Атлантики в наши воды, я снова и снова хочу напомнить, что нетединых, абсолютных для всех времен и народов норм морали (вспомним японскихсыновей, всепочтительнейше тащивших на закорках своих престарелых матушеквверх, к вершине святой горы, чтобы сбросить их оттуда в пропасть, — воимя спасения рода). Точно так же, нет единых — хороших или плохих — раз инавсегда неизменных норм семейной жизни, равно пригодных для всех сразуэтнографических и социальных сообществ.

Иначе говоря, надо стремиться понять глубинные первопричины,лежащие в основе тех или иных брачных обычаев или тенденций, а не выносить имприговор со скоростью военно-полевого суда. Вот конкретный пример: ветеран изгорода Святаго Петра на Неве прибыл в гости к своему однополчанину вУзбекистан. А не был он у него в доме не много не мало — два десятилетия.Принимали его по-восточному радушно, звучали тосты, благоухал плов, сиялиредкостные для; северного глаза фрукты. Прислуживала им молодая прелестная женастарого фронтовика, цветущий вид которой чудесно дополнял красоты богатогоугощения. Поскольку узбекский друг не извещал своего соратника; о безвременнойкончине прежней супруги, с которой тот был знаком, он подумал, что здесьпроизошла какая-то семейная трагедия и тактично сдержал свой вопрос о судьбе,скажем, Фатимы. Но каково же было; его удивление, когда его повели в отведенныедля него покои, где постель для него застилала как раз Фатима, которая, низкокланяясь, удалилась, увидав хозяина дома и гостя!.. Со всей комиссарскойпрямотой и принципиальностью Иван Иванович, сразу протрезвев, задалпрокурорский вопрос, скажем, Балхашу: «Да как же ты можешь, такой-сякой, стольнегуманно обращаться с женщиной, которая отдала тебе всю свою жизнь? Перевел,видишь ли, в прислуги, а сам тешишься с молодой-красивой! Уж извини, брат, ятебе скажу прямо, по-фронтовому: так не годится!» Тогда Балхаш, тоже протрезвеви нарушив законы восточной вежливости, которые не велят спорить с дорогимгостем, сурово возразил ему: «Уж извини, Иван Иванович, и я тебе, прямо, по-фронтовому отвечу, что это у вас, у русских, нет никакой гуманности: когда бабасостарится, то вы ее по разводу из дому выгоняете или на стороне к молодкеходите, а она от этого мучается. У нас же иначе: как проживала Фатима в томдоме, где вся ее жизнь прошла, так и проживает, как заботился муж о еебезбедном существовании, так до самой смерти и заботится, как занималась она похозяйству, так и продолжает себе в удовольствие, да еще молодую помощницу вподручные получила. Вот и скажи, кто из нас гуманист, а у кого обычаи и сердцежестокие?»