Вспыхнув от короткой пушечной очереди, он вонзился в близкую землю. Бой мы вели уже на бреющем, чуть ли не касаясь крыльями земли при разворотах.

Мотор работал с перебоями, судя по всему, попадания оказались фатальными, но пока была скорость, я перевел трофей в горизонтальный полет и не поверил своим глазам — подо мной были тот же ров и тот же мост со следами пожара на настиле. Все-таки горящие машины успели стащить.

Я крутил головой, пытаясь определить, где противник. Спасли меня зеркальные очки, позволившие смотреть на солнце. Ганс заходил в атаку с той стороны.

«Упертая и мстительная сволочь!» — подумал я.

Не знаю, что на меня нашло, может быть, это был тот самый боевой азарт, в котором не боятся смерти, но я сделал то, чего никак от себя не ожидал. Скорости хватило, чтобы повернуть ему навстречу и открыть огонь.

Конечно же не попал: вибрировавший от поврежденного мотора корпус не дал прицелиться, и очереди ушли выше. То есть впритирку к фонарю, мне даже показалось, что задели вертикальное оперение хвоста.

Судя по тому, что произошло дальше, немец от неожиданности не только наложил в штаны — попробуй не вздрогни на его месте, но и на миг оцепенел, иначе бы не чиркнул крылом по земле на выходе из пике с уходом вправо.

Дальше я не следил за немцем, пытаясь посадить машину, у которой наконец заглох мотор, но то, что «мессер» скрылся в поднятой пыли, видел.

Впереди был овраг, и садиться там было смерти подобно, поэтому я на остатках скорости сделал полукруг и плюхнулся на пузо, скользя параллельно противотанковому рву, метрах в пятидесяти от него.

Отстегнув ремни, как только разбитый трофей замер, откинул фонарь и вывалился на обсыпанное землей и травой крыло. В нос ударил запах пролитого горючего и гарь от остывающего мотора.

«Блин. Валить надо! Как бы не вспыхнул!» — подумал я.

Привычными движениями я стал избавляться от парашюта, но, споткнувшись о вывернутую наружу часть крыла, полетел в пыль у хвоста.

Вскочив, продолжил выпутываться из подвесной системы, одновременно оглядываясь по сторонам. Почти сразу я прекратил свое занятие и, разогнувшись, осмотрелся уже более внимательно. Увиденное меня скорее позабавило, чем удивило. На всем протяжении рва лежали кучками личные вещи рабочих, но не это привлекло мое внимание, а сотни голов людей, в основном женщин, что выглядывали изо рва и внимательно смотрели на меня.

— БАБОНЬКИ, ТАК ЭТО ЖЕ НЕМЕЦ!!! — услышал я тонкий вопль какой-то истерички.

— Вы что, охренели? — пробормотал я, еще не понимая, в какую ситуацию попал.

Крик как будто всколыхнул строй голов. Наверх, потрясая своими телесами, выскочила толстая тетка и голосом профессиональной активистки завопила:

— Бей гада! Это он вчера по нам стрелял, столько девок побил! Бей сволочь!!!

— Да русский я!!! — заорал я в ответ.

Между нами было всего метров шестьдесят, так что слышали мы друг друга прекрасно.

— Так он еще и немцам служит?! Бей предателя!

После ее крика толпа с ревом рванула наверх.

Быстро посмотрел на свастику на хвостовом оперении, потом — на толпу, уже вынесшуюся из рва, на свой летный комбинезон, снова на хвост и опять на толпу.

— Да ну на хрен! — крикнул я и, развернувшись, побежал от толпы, пытаясь на бегу скинуть ремень волочившегося за мной парашюта. Достучаться до мозгов этой толпы было невозможно, так что я сделал единственный правильный выбор.

Споткнувшись о кочку и кувыркнувшись через голову, освободился от «якоря» и рванул дальше, пытаясь перейти на форсаж. Помогали мне в этом множественный топот ног и азартные крики загонщиков.

По дороге ехала «эмка» в сопровождении броневика с пушкой в маленькой башенке, вот они пропустили колонну грузовиков и спустились на проселочную дорогу, где, объехав группу бойцов, остановились у разбитого немецкого самолета, который с моего места наблюдения выглядел грудой мусора. Первый мой сбитый все-таки сумел посадить машину, хоть и врезался в земляной бугор. Как ни странно, немец был жив, я видел, что другая группа из работников-копателей вытащила его из кабины и активно мутузила, пока его не отбил взвод бойцов, которые и охраняли его, пока не приехало вызванное начальство, допустив к нему только врачей. Последний, четвертый, судя по тому, как от обломков самолета расходились люди, был мертв.

Из машины вышел генерал и подошел к лежавшему на траве немецкому пилоту. О чем они, используя переводчика, говорили, я, конечно, не слышал, все-таки с полкилометра до них, но понять оказалось не трудно. Судя по тому, как вел себя генерал, пилот оказался немалой шишкой. Засуетились бойцы, грузя раненого в подъехавший санитарный автобус, и на двух полуторках поехали в сопровождении.

«Да кто же это такой?» — подумал я озадаченно.

В это время к генералу подошел какой-то командир и что-то ему сказал, подавая бинокль и при этом тыча пальцем в мою сторону.

Заметив, что генерал смотрит на меня, я замахал рукой, судорожно держась второй за верхушку дуба и стараясь сильно не шевелиться: ветка, на которой я сидел, и так потрескивала и похрустывала. Ветер, нечувствительный внизу, заметно качал верхушку, отчего амплитуда моих колебаний кружила голову.

Вас не укачивает? Нет? Да что вы говорите?! А попробуйте посидеть на верхушке шестнадцатиметрового дерева в течение часа, посмотрим, что с вами будет.

— А еще есть? — отвлекла меня от наблюдения самая пробивная баба из присутствующих.

— Есть? Да я еще не начинал! — ответил я и продолжил травить им похабные анекдоты. Месть мелкая — нечего было меня на дерево загонять, — но приятная.

Жена спрашивает мужа:

— Что ты мне подаришь на день рождения?

— Я тебя изнасилую!

— А если я не дамся?

— Ну тогда и ходи как дура, без подарка!

Слышали меня хорошо, я говорил достаточно громко, так что под деревом собрался кружок любителей анекдотов. Те, кто краснел и слушал, стояли левее. Те, кто не краснел, но ржал как ненормальный, — правее. Те, кто слушать не мог, уже разбежались.

— А еще? — жадно спросила та же баба.

Честно говоря, запас уже кончался, да и горло пересохло.

— А то, — ответил я, глядя, как «эмка» переехала мост и, свернув с дороги, направляется к нам.

Решила хозяйка переложить печку. Наняла мужика. Пришел печник, натаскал кирпичей, глины, кладет печку. Женщина ему поплакалась:

— С мужем развожусь, храпит, сволочь, так, что стекла дребезжат. В Москву возила, академикам показывала, денег кучу извела — все одно храпит.

— А спит как? — спрашивает печник.

— На спине, как все, — отвечает женщина.

— Как захрапит, раздвинь ему ноги, — советует мужик.