горничную, а водителя отправить? Хотя за тобой такого отродясь не водилось, но может в стрессовой ситуации твои наклонности прицел сбили? Нет, не нужен водитель?

— Я тебе сейчас морду набью, и будешь ты дальше со мной переговоры с тампонами в носу вести. Хочешь?

— Не хочу. Но спасибо за реакцию. Я знаешь ли консервативен. С заднеприводными я конечно дела иметь могу, но удовольствия от общения с ними не испытываю.

— А это потому, что ты в себе не уверен. Это оттого, что ты подсознательно в своей ориентации до конца не определился. Признайся, гей порно посматриваешь? Или может у тебя даже опыт есть?

— А вот теперь я тебе, Максим, морду могу начистить. И плевать мне на план-график, пару недель на койке и зубные импланты — и ты вновь будешь готов к работе. Поэтому не надо, не провоцируй меня, побереги здоровье.

— Ну ладно. Попикировались и будет. Григорий, отпусти Яну. Женщина сделала вполне верный прогноз своего будущего и постаралась его улучшить. Это не злой умысел, это инстинкт. Тем более у нее ребенок. Прояви милосердие, пожалуйста.

— Фу ты ну ты ножки гнуты! Прояви милосердие! Небось ты себя сейчас так здорово чувствуешь. Как же, попросил монстра, да не за себя, за женщину. За ребенка. Какой Максим благородный! Прям Маргарита за Фриду Волонда просящая. Прав был старик, вроде тут окна не открываются, а все одно милосердие в эту спальню пролезло. А я тебе, Максим, так скажу. Если бы она тебе бесплатно, из сочувствия, или там по любви, вот если бы она в тебя влюбилась с первого взгляда и бросилась помогать, меня, ее хозяина и благодетеля предавая, вот тогда б я ее и пальцем бы не тронул. А так. Тут же не про любовь-эмоции история, тут все про калькулятор. Во сколько она помощь тебе и предательство меня оценила? Две однушки и деньги? Десяток мильёнов? На большее у нее фантазии не хватило. Ну так вот мой ответ. Хотела она меня продать, так вот пусть за это и расплачивается. И ей урок, и другим моим домашним наука будет.

— Гриш, ну давай начистоту. Ты же не ей урок хочешь преподать, ты мне свою решимость показываешь, чтобы я больше у тебя в доме союзников не искал.

— Начистоту говоришь? Погоди, начистоту ты пока сам не готов, я же вижу, не прочувствовал ты, куда и насколько ты Максимушка, попал. Тебе оказывается поводка мало. Ну, оно и понятно, ты себя мыслью о своей ценности тешишь. Я тебе сказал же, что мне идея в голову пришла. Помнишь, я тебе говорил, что если ты с нами танцевать добровольно не станешь, мы тебя в тюрьму посадим? Так вот, давай-ка, пока я по делам буду ездить, ты в тюрьме посидишь, а? Что скажешь? Как там в ваших бизнес тренингах это называется? Практика с полным погружением? Вот мы тебя и погрузим. По макушку. Глядишь, и ерепениться меньше станешь. Сейчас у нас сколько? — Григорий взглянул на часы, — сейчас у нас ровно двенадцать часов. Полдень. Собирайся, через часок тебя в острог и заберут. Прости, раньше даже я невиновного человека в тюрьму посадить не смогу. Хотя, о чем это я, какой же ты невиновный. Ты же гостя в доме против хозяина злое замыслил.

Григорий поднялся и пошел к двери.

— А зря ты от икры с виски отказался, силы тебе могут и понадобиться. Опять же я конечно похлопочу, чтоб тебя в остроге покормили, только вот понравится ли тебе лакомство, уж прости, не знаю.

Григорий взял в руки кофейную чашку и покрутил в ней кофейную жижу.

— Не знаю, будет ли у тебя в тюрьме свободное время, но если вдруг выкроишь минутку, ты вот над чем подумай. Мы тебе не предавать свою родину предлагаем, а освободить ее. Ты не против России пойдешь, ты против человека, узурпировавшего власть выступишь. И помимо благодарности от своих земляков, кубанцев, ты уверен и от всех россиян, пусть не сразу, пусть через время, ты и от них признания дождешься.

— Знаешь, Гриша, я много исторической литературы читал. Так вот, примерно такими же аргументами, борьбой с диктатурой и тоталитаризмом, гитлеровцы убеждали красноармейцев перейти на сторону фашистов. Мол, вы не родину предаете, вы Сталина предаете.

— Ты опять нас с фашистами сравниваешь. Не делай так. Накажу.

С этими словами Титов приложил браслет, болтающийся на левом запястье, рядом с часовым ремешком, к считывателю на двери и замок открылся.

Не оборачиваясь и ничего больше не говоря, он вышел. Дверь захлопнулась и через какое-то мгновение я услышал, как механизм запер замок. Интересно. Я только сейчас подумал, что замок срабатывает не от того, что язычок замка совмещается с чем-то на запорной планке в раме, а оттого, что дверь встает в эту самую раму. То есть, если я прав, если ригель, язычок замка, не попадет в ответную планку, а дверь окажется закрыта, сигнал о закрытии замка все равно пройдет. И на пульте, а я уже более чем уверен, что такой пульт есть, отразится сигнал, что камера, простите, комната с пленником, надежно заперта. Я отложил эту мысль на недалекую полочку в голове. А пока у меня есть о чем подумать. Я, оказывается, еду в тюрьму.

Вы когда-нибудь готовились к тюрьме? Я как-то смотрел в самолете фильм, комедию Роба Шнайдера «Большой Стен». Если бы у меня в запасе, как у него в фильме, были бы полгода, я, наверное, тоже подкачал бы мышцы и посетил тренера-психолога, чтобы научиться выживать в тюрьме. Но у меня был час. Кроме американской комедии мои знания о тюрьмах ограничивались прочтенным в десятом классе «В круге первом». Еще я прочел несколько «Колымских рассказов» Шаламова. Почему-то я сильно сомневался, что эти знания мне пригодятся.

Разумеется, я рос и формировался как личность в советской, а затем российской культурной среде, где теме тюрьмы отводится огромный пласт. По моим ощущениям, в каждой российской семье есть если не сидевший родственник, то как минимум знакомый. И масс-культура, особенно в лихие девяностые-нулевые, не давала шанса человеку ничего не узнать про тюремные порядки и законы, про тюремный жаргон и так далее. Конечно, это было лишь отражение реальной тюремной культуры, выраженное в анекдотах, песнях или сериалах. Но все же. Я как минимум знаю, что в любой тюрьме есть два главных человека. Руководитель тюрьмы и главный зэк, он же смотрящий. Вероятнее всего мое «погружение» в среду уголовников будет проводиться через руководителя тюрьмы. Никто