Ампаро представила безрукого парня как Томазо. Он отступил на шаг назад, склонив голову в знак почтения. Младший, высокий мальчик, с трудом скрывал восторженную улыбку.

— А это Орланду, — сказала Ампаро.

Орланду отвесил изысканный поклон, Карла даже подумала, не издевается ли он над ней.

— Орланду ди Борго, — представился он. И добавил с восторгом: — К вашим услугам, мадам.

Его зубы ярко белели на фоне чумазого, обожженного солнцем лица. Карла сама подавила улыбку.

— Так ты говоришь по-французски, — сказала она.

Он пожал плечами.

— Французский, итальянский, испанский. Все языки. По-испански хорошо. Очень хорошо. В гавани, от рыцарей, от путешественников. — Он указал пальцем на свое ухо, потом на глаз. — Я слушаю, наблюдаю. Знаю по-арабски от рабов. Ассалам алейкум. Это значит: «Да пребудет с тобой мир».

То, как он рисовался, вдруг напомнило Карле о Тангейзере.

— А твой друг? — спросила она. — Он тоже говорит на многих языках?

— Томазо говорит только по-мальтийски, но он храбрый, очень храбрый. Мы работали на кораблях. А теперь он дерется вместе с героями в Сент-Эльмо. — В его французский примешивались слова из множества других языков, но говорил он довольно бегло. Карла кивнула. Томазо, несчастный оттого, что стал центром общего внимания, стоял молча, свесив голову. Орланду сказал: — Это вы та графиня, которая разыскивает своего пропавшего сына? Бастарда.

Карла заморгала. Она посмотрела на Ампаро, в чьих глазах читался живой вопрос. И в то же время переполняла надежда. «Ну прошу, скажи, что это он».

— Вы его нашли? — спросил Орланду с совершенным бесстыдством.

Карла вдруг совершенно оцепенела.

— А ты знаешь об этом? — спросила она.

— Разумеется. Все кругом знают. Большой капитан расспрашивает. Тангейзер. — Он произнес его имя так, словно несказанно гордился уже только тем, что знает его. — И большой англичанин тоже. Они спрашивают, люди слышат, говорят об этом. А вы удивлены?

От того, как изумился Орланду ее изумлению, она ощутила себя дурочкой, но его бравада показалась ей слишком очаровательной, чтобы обижаться. Возможно ли, что это действительно он? Она спрашивала свою душу, спрашивала свое сердце, но не ощущала к нему острого влечения. Карла почувствовала, как ее охватывает паника. Она отрицательно покачала головой.

— Думаю, вы его не найдете, — сказал Орланду.

— Почему нет? — спросила Карла.

— Ему двенадцать, да? Родился в канун Дня всех святых?

— Верно.

Он сверкнул зубами.

— Я знаю все новости. Я умею слушать. Я наблюдаю. — Он указал в ночь мечом. — Этим утром капитан Тангейзер разгромил батарею турок на мысе Виселиц.

Волнение Карлы приобрело иной оттенок.

— И где он теперь?

— Тангейзер? — Орланду пожал плечами нарочито загадочно. — Он приходит. Он уходит. Говорят, у его коня Бурака есть крылья. — Мальчик поглядел на Ампаро, словно этот миф исходил от нее и он желал подтвердить подлинность своих сведений. — Ампаро говорит, я смогу с ним познакомиться. С вашего разрешения.

— Конечно. Но скажи мне, почему я не найду сына?

— Потому что не нашли его до сих пор, — сказал он, будто бы на свете не было ничего более очевидного. — Никто не знает такого мальчишку.

— А сколько лет тебе, Орланду?

Он вспоминал слово, сжимая и разжимая пальцы. Потом сказал:

— Семнадцать. — Увидел, что она совершенно ему не поверила, и пошел на попятный. — Пятнадцать! Да, думаю, так. Скоро. Не меньше. — Он потряс мечом. — Достаточно взрослый, чтобы драться с турками, если они захотят схватить меня. Я убивал собак, много собак, а мусульмане ничем не отличаются.

— А когда у тебя день рождения? — спросила Карла.

Самоуверенность Орланду мгновенно испарилась. Он пожал плечами.

— Дни рождения — это для детей. Богатых детей.

— У меня тоже нет дня рождения, — вставила Ампаро.

— Правда? — удивился Орланду.

Ампаро закивала, и Орланду снова приободрился.

— Я родилась весной, — сказала Ампаро.

— А я родился осенью, — сказал Орланду. — Это я знаю. Он посмотрел на Карлу, должно быть заметил ее смятение, потому что немного подумал, улыбнулся, а затем покачал головой.

— Я? Ваш сын? — произнес он. Потом снова покачал головой. — Я хотел бы, да, конечно, но вряд ли это я.

— А почему нет?

Он пожал плечами и высказал то, в чем она не посмела признаться себе сама.

— Вы слишком красивы, — сказал он. — Взгляните на меня. — Она поглядела. Проблеск надежды в ее душе померк. Орланду улыбнулся убедительности своего доказательства. Он сказал: — Неужели вы думаете, что я тот мальчик?

Томазо переступил с ноги на ногу, и Карле стало совестно, что она держит их среди улицы. Она ничего не ответила Орланду. И посмотрела на Ампаро.

— Почему бы тебе не пригласить своих друзей к нам на ужин?

Глаза Орланду широко раскрылись. Ампаро кивнула ему.

— Точно, — сказала Ампаро. — Идемте, поужинаете с нами в оберже.

Орланду торопливо заговорил с Томазо, на лице которого отразилось нежелание и смущение. Орланду, не проявляя снисхождения к раненому другу, схватил Томазо за здоровую руку и улыбнулся Карле.

— Спасибо, ваша светлость, большое спасибо. Мы идем.

* * *

В Английском оберже Никодим приготовил ягненка и лепешки, Орланду же был вне себя от волнения, когда выяснилось, что в любой момент ожидается прибытие великолепного капитана Тангейзера. Но пока что он не хотел лишних потрясений, поскольку с батареи на стене Сент-Анджело вернулся Борс; лицо его было черно от пороха. Он притащил две большие бутыли вина в оплетке и, как оказалось, явился вполне достойной заменой объекта слепого поклонения юности. Орланду сидел за столом в трапезной вместе с варваром-англичанином и Томазо, героем Сент-Эльмо, он переводил для них обоих, и кто запретил бы ему гордиться тем, что два таких человека принимают его как равного?

Пока они ели и пили, разговор шел о кровопролитной осаде на другой стороне гавани, об удивительной стойкости защитников и самоубийственной храбрости янычаров и о том, какое это чудо, что форт продержался уже семнадцать дней. Даже самые закаленные рыцари в Сент-Эльмо, говорил Томазо, такие как Ле Мас, Луиджи Бролья, Хуан де Гуарес, сомневались, что сумеют продержаться еще три-четыре дня, несмотря на прибывающее ночами подкрепление. Никто там не надеялся остаться в живых, за исключением разве что мальтийских пловцов, которым было приказано, когда несчастье произойдет, спуститься к воде и оставаться еще один день. Время от времени глаза Орланду блестели от слез, и Карла думала, отчего проявления отваги трогают мужские сердца, как ничто другое.