нас нашелся хоть один человек, еще надеявшийся преодолеть это тяжелое препятствие, я бы согласился здесь остаться и сделать еще одну попытку пробиться, хоть она и представлялась мне бесполезной.

21–24 сентября. Мы оставались здесь три дня. 24 числа все согласились на том, что надежды пробиться нет и нам остается только вернуться на берег Фьюри.

26 сентября. Нашу попытку пересечь залив Элвин остановили льды. Мы были вынуждены затащить шлюпки в полынью и разбить на льдине палатку. На следующий день среди льдин появилось больше разводьев и мы отошли, очень медленно продвигаясь через тяжелый лед залива. Но в 10 часов утра внезапно поднялся штормовой ветер и усиливался так быстро, что к середине дня мы уже не могли идти под парусами и были вынуждены высадиться на припае.

К несчастью, здесь мы оказались под самым страшным обрывом из всех, которые видели до той поры, в двух милях от северного мыса залива Бэтти. Здесь, под скалами, полоса пляжа была не шире шести футов, а обрывы вздымались над нами на 500 футов. Итак, было совершенно необходимо как можно скорее отсюда выбраться, но восточный ветер нагонял из залива лед и нам пришлось задержаться до следующего дня. Единственным утешением за это время было то, что мы застрелили трех песцов, а также несколько уток и чаек. Теперь выдавали половинный паек, после того как люди в течение долгого времени получали две трети нормы.

За предшествующие месяцы мы испытали немало треволнений, надеясь наконец вырваться из этой несчастной страны, узниками которой так долго были. Много пришлось пережить, преодолевая те трудности, которыми сопровождались наши попытки выбраться отсюда. И все же этот месяц мы провели в еще большем волнении, ибо он принес нам более частые и горькие разочарования. Тем не менее он дал нам хоть какую-то пищу для ума при обсуждении наших шансов и надежд на успех.

Такие обсуждения иногда позволяли нам развлечься (других развлечений у нас ведь не было), ибо в нашу жизнь вносили разнообразие даже те колкости, которыми часто обменивались при таких беседах. Споры в немалой степени поддерживали наш дух. Оптимисты в полемическом задоре преувеличивали наши шансы на успех, тем самым вселяя бодрость в сердца робких и отчаявшихся людей. Последние, хотя и оспаривали радужные предположения и предсказания, все же начинали видеть какой-то проблеск надежды.

Каждая из трех палаток превратилась таким образом в отдельный совещательный орган или самостоятельное общество в миниатюре. Джемс Росс, который всегда был самым неисправимым оптимистом, объединял тех, кто возлагал самые светлые надежды на будущее. Противоположное течение возглавил м-р Том. При всех своих замечательных качествах этот человек не отличался уверенностью в своих силах. Только в моей палатке мнения расходились, и это давало больше пищи для споров.

Я стремился (и это, думается, было самой правильной тактикой) скрывать свое мнение, не вмешиваться ни в какие споры и тем самым не только разузнать, какие противоположные мнения существуют по данному вопросу, но и воспользоваться этим знанием.

В последние дни задержки на этом месте мы не только осознали безуспешность наших попыток выбраться из заточения. Теперь появилось сомнение даже в том, позволят ли ледовые условия возвратиться на берег Фьюри или пройти хотя бы незначительную часть пути к единственному оставшемуся для нас приюту. Вот тогда-то мы попали не просто в затруднительное, а в крайне опасное положение.

Именно в это время мы начали больше страдать от холода, чем когда-либо раньше. Мы не смогли захватить с собой необходимого количества одежды и брезента и теперь, когда больше всего нуждались в защите от мороза, располагали самыми скудными средствами обороны от его свирепости.

2 октября. Плотник начал делать сани из пустых хлебных бочек, и щепки были весьма желанным топливом. Сложив костер, мы приготовили на обед двух песцов в дополнение к нашему скудному рациону, который на протяжении всей экспедиции раздавался два раза в день: на завтрак и на ужин. Сани были готовы только к 4 октября, когда во время сильнейшего снегопада мы погрузили на них палатки и все остальное имущество, которое могло пригодиться на берегу Фьюри. Мы уже не могли возвратиться туда на шлюпках и решили оставить их здесь, чтобы воспользоваться ими в следующем году, а самим добираться на санях.

Мы убедились, что такой переход сопряжен с почти непреодолимыми трудностями. Нам удалось пройти всего четыре мили. Дорога была почти непроходима из-за глубокого рыхлого снега. В то время был сильный снегопад и в довершение наших бед хромой Тейлор не мог ни идти на костылях, ни сидеть в санях, которые то и дело опрокидывались на неровном льду.

Все же каких трудов нам это ни стоило, мы в семь часов достигли места стоянки, правда не слишком удобной. Было уже темно, и ртуть стояла на нуле [по Фаренгейту].

5 октября. Мы провели здесь тяжелую холодную ночь, но, к счастью, не обморозились. Утром, поскольку одни из трех саней поломались, пришлось оставить здесь часть запасов и взять с собой только продовольствие, палатки и постели. Мы погрузили все это на двое саней… Теперь каждые сани пришлось тащить большему числу людей, чем вчера. За этот день мы прошли целых семь миль, несмотря на сильный, холодный ветер и непрерывный снегопад. Нам удалось перевезти Тейлора, возвратившись за ним с пустыми санями. Мы и без того были перегружены, а путь наш изобиловал препятствиями. Перевозка Тейлора требовала дополнительных усилий, но для тех, кто роптал на судьбу, было утешением, что они все же находятся в лучшем положении, чем этот бедняга.

На следующий день нам пришлось встретиться с новой трудностью: нагромождения высоких торосов простирались до самых обрывов, и нам часто приходилось бросать сносную дорогу, чтобы по возможности их обойти. Но работа согревала нас, и к полудню, когда оставалось всего 18 миль до берега Фьюри, люди ощутили новый прилив мужества. Пройдя 11 миль, мы разбили палатки в виду нашего зимнего жилища и к тому же по пути убили несколько песцов.

7 октября. Утром в понедельник нам пришлось еще несколько часов провести в трудах, и они завершились тем, что мы наконец добрались до Сомерсет-Хауза. Мы снова были дома.

В нашем доме, оказывается, расположился песец, который при виде нас немедленно сбежал. Все было в том же состоянии, как при нашем