— А этим все равно! — пожал плечами десантник. — Какая разница, в какой компании отправляться к Аллаху, если для них ни своя, ни чужая жизнь не имеют никакой цены! Опять же — для западных репортеров отснять трупы мирных афганцев, якобы расстрелянных злодеями-шурави, — самый цимус, как говорят в Одессе. Потому и не пожалели бедолаг — понадобились для антуража…

Наконец колонна, а вернее, то, что от нее осталось, под усиленной охраной потащилась к ближайшему диспетчерскому пункту на окраине Кабула. Водителей не хватало, многие погибли или получили ранения, а двое — прапорщик и рядовой — вообще пропали без вести. Поэтому за руль сели офицеры и прапорщики из числа уцелевших.

КрАЗ оказался в более-менее приличном состоянии, и на протяжении дальнейшего пути Хантеру пришлось вести мощную машину, для управления которой, как выяснилось, требуется немалая физическая сила. Правда, уже перед самым Кабулом кременчугский мастодонт сдал. Радиатор охлаждения все же словил пару пуль, но старлей ни за что не желал останавливаться, и в результате на последних метрах, буквально у самого шлагбаума, сверхнадежный ярославльский дизель поймал клин.

Под капотом рвануло, под ветерком метнулось облачко перегретого пара, послышались скрежет и визг рвущегося металла — судя по всему, поршневая группа продемонстрировала «кулак дружбы». Старший лейтенант на данное обстоятельство отреагировал никак — главное, все же добрался до столицы «дружественного» государства.

В «отстойнике» ДП остатки колонны встретили надлежащим образом — уцелевших ожидали ужин и баня, оборудованная в больших лагерных палатках, вдоволь горячей воды и мыла. Вымывшись, Хантер постирал в тазике с холодной водой комбинезон и «лифчик» — всем известно: в горячей воде кровь не отстирывается.

На следующее утро партию БМП-2, одну из которых Петренко не удалось сохранить, перегружали на «Ураганы» кабульской роты тяжелых машин. Поэтому их спустили на землю и своим ходом отогнали в угол «отстойника». Проверив поредевший личный состав, старлей приказал всем отдыхать, за исключением себя и Шамана.

Взгромоздившись на шаманскую «бээмпэшку», Хантер извлек из парашютной сумки абсолютно не пострадавшую бутылку термезской араки и в два приема разлил по кружкам. У Шамана от удивления отвалилась челюсть, но долго быть удивленным ему не пришлось — единым махом боевики опростали посудины и захрустели в темноте сухарями из сухпая.

Потом, привычно закурив в кулачок, не спеша обсудили последние события. Александр хотел знать, что же творилось в той части колонны, где находился Шаман, в то время как сам он «работал пресмыкающимся» под КрАЗом. Из ефрейторских показаний следовало, что тем, кто находился в середине колонны, просто не повезло. Дебильный с военной точки зрения порядок построения колонны, при котором большая часть бронетехники оказалась сосредоточенной в голове и хвосте колонны, сыграл свою роковую роль. В то же время он, как ни странно, спас жизнь тем, кто находился ближе к голове и хвосту. Плотный кинжальный огонь с брони не позволил гази уничтожить неподвижные БМП-2, торчавшие на тралах в конце колонны, хотя те же гази в считанные минуты расправились с БРДМ и зенитными установками, что отчаянно пытались защитить «наливники», закупоренные на узкой трассе громадным скоплением техники.

Таким образом, героическое самопожертвование Побратимова выглядело скорее жестом отчаяния, нежели обоснованным с военной точки зрения действием, — прорваться своим МАЗом он все равно не смог бы — впереди пылали десятки «наливников», и это море огня не преодолел бы даже самый современный танк.

Хантер добыл из сумки еще одну бутылку, и десантники помянули погибших на долгом пути от Хайратона до Кабула. Спать завалились прямо на броне — смертельно уставшие за этот бесконечный день, оба заснули мертвецким сном. А на утреннем построении старшему лейтенанту пришлось ловить на себе удивленные взгляды и выслушивать всевозможные шуточки: на рассвете душманы обстреляли «отстойник» реактивными снарядами со склонов близко расположенной горы, но ни Петренко, ни Шаман, спавшие под открытым небом, этого даже не заметили.

Готовясь продолжить путь к теперь уже недалекой родной бригаде, старший лейтенант переоделся в «союзную» форму, намереваясь тем самым напомнить своему начальству, как его отправили в такую сложную и опасную командировку. Однако, едва успев натянуть «союзный» мундир, Хантер оказался не в колонне на марше, а на допросе в кабинете следователя военной прокуратуры Кабульского гарнизона.

Дело обстояло следующим образом: сразу после завтрака на ДП прикатила из прокуратуры бортовая «шишига» в сопровождении новенького БТР-80. Руководствуясь одним им ведомыми критериями, работники прокуратуры выхватывали из строя тех, кому посчастливилось уцелеть после вчерашних событий. «Везунчиков» доставили в прокуратуру, где уже полным ходом шло следствие по факту разгрома колонны, начатое по распоряжению командарма.

Любознательный следователь задал Хантеру кучу самых разнообразных вопросов. В какой последовательности была выстроена колонна? Кто и в какой форме отдавал приказ на марш? Где во время атаки душманов находились бронеобъекты, по каким целям и из каких огневых средств они вели огонь? Кто может подтвердить все сказанное старшим лейтенантом Петренко? И почему он находился в кабине КрАЗа, а не в боевой машине пехоты, которая отправилась в пропасть?

Тупой вопрос окончательно вывел Петренко из себя.

— Слушай, старлей! — Он насмешливо уставился на дотошного военюриста-крючкотвора. — А почему тебя там не было?! Вот там, на месте, все бы и выяснил — кто стрелял, куда и откуда, взял бы заодно у душманов показания… Как воевать, так вас и близко нет, — рявкнул Хантер, почти теряя контроль над собой, — а в Кабуле вы тут как здесь!

— Не забывайтесь, товарищ старший лейтенант! — качнул права следователь. — Вы находитесь на допросе в военной прокуратуре! Здесь вас быстро научат уважать законы и правильно Родину любить, особенно как приспичит «до ветру» сходить под конвоем солдатиков!

— А ты, старлей, не завирайся! — Хантер довольно неучтиво прервал возвышенный монолог. — Спрашивай по делу, а не херню всякую!

— Кстати, сразу бросается в глаза, как вы там воевали, — ядовито заметил следователь, оглядывая допрашиваемого. — В «союзной» форме, чистенький такой, складочка на брючках… И оружия при вас никакого не было, по крайней мере, по документам… — Военюрист усмехался, записывая что-то на лежавшем перед ним листке. — И вообще, насколько мне известно, замполитам воевать не положено, в отличие от прочих офицеров. Их дело — партполитработа с личным составом…

— Мой танковый комбинезон, размер 48, рост 5, в данный момент выстиранный, находится в боевом отделении БМП-2 с бортовым номером 222. Этот вещдок я могу в любое время предоставить следствию, — усмехнулся Хантер. — А отстреливался я из автомата тяжело раненного водителя КрАЗа, рядового Владимира Манлипина. В настоящее время он находится на излечении в Кабульском госпитале, что легко проверить. А насчет замполитов — тут вы, безусловно, правы. — Александр привычно переключил тумблер в положение «Д», сохраняя глубокую серьезность на лице. — В кунге автомобиля технической помощи отдельной роты тяжелых машин у нас находится оборудованная для проведения политзанятий бронированная ленинская комната. Там я и занимался тем, что предписывают мне функциональные обязанности, несмотря на некоторую угрозу со стороны несознательной части афганского населения!