Затем мы провели собрание в поддержку Ирландской республиканской армии, 24 апреля исполнялась 80-я годовщина ирландской «Красной Пасхи», восстания ирландцев, жестоко подавленного англичанами. Сейчас за текст объявления, которое мы распространили в университете, наверное, обвинили бы в пропаганде терроризма. «Бойцы ИРА не сложили оружия. И по сей день взрывы бомб сотрясают Туманный Альбион. Борьба продолжается!» - написал я. Но те годы каждый писал, что хотел, да и делал тоже. Ирландцы на наше собрание не пришли, но в университете о нас пошла молва. Правда, объявления наши срывали. Поэтому я в конце каждого из них я писал: «Наши листовки постоянно срывают чьи-то злые руки. Чьи? Если кто-нибудь имеет что-нибудь против группы «Рабочая борьба» или против революционного социализма в целом, пусть придет на наше открытое собрание и честно скажет об этом. Не убьем. Наоборот: уважать будем. Тех же, кто и впредь будет подгаживать тихой сапой - выследим и примерно накажем». Никто на наши собрания не пришел, смельчаков не нашлось.

После этого мы устроили акции солидарности с южнокорейскими студентами и курдским сопротивлением, обе подготовил Женя Файзуллин.

В общем, как верно заметил в своей мемуарной статье Паша Черноморский, «сложнее сказать, что мы не делали»: «Мы выходили к Балтийскому заводу с заводским бюллетенем, состоявшим из политического комментария и актуальных заводских новостей - в таком-то цеху опять задержали получку, в то время как директор купил себе джип, там-то рабочих обманывает профсоюз, там-то их опять обманывают акционеры. Мы пытались объяснить рабочим, что КПРФ - их враг, что если они будут молчать, то будет только хуже, - в общем, в традиции западной левой. Рабочим же, как это ни печально, было в большинстве своем насрать на нашу назойливую мельтешню. Мы стояли у заводской проходной, талдыча, как заведенные: «Газета «Рабочая борьба»! Берите заводской бюллетень!» А мужички с беломоринами в желтых зубах удалялись в направлении к ближайшей стекляшке, рифмуя название нашей газеты с закрученными матерными ругательствами. Конечно, были и исключения, но очень и очень редкие.

Студентов мы пытались привлечь открытыми собраниями - обвешивали Университет и Педагогический институт объявлениями о том, что группа «Рабочая борьба» проводит собрание в Университете на такую-то модно-левую тему, мы надеялись, что молодые люди клюнут на имена из глянцевых журналов - Пазолини, Жене…»

Я, правда, еще организовывал совместные акции «Рабочей борьбы» и питерского отделения НБП. Самая громкая и удачная из них – срыв открытия «Макдональдса» у станции метро «Петроградская». Это была первая в России альтерглобалистская акция. Прошла информация, что первые сто посетителей получат бесплатные обеды. Естественно, собралось огромная толпа любителей халявы, в основном - молодежь. Люди давились у входа. Мы встали на периферии толпы. Приехал губернатор Владимир Яковлев. Только он начал свою речь, как я подал знак ребятам, и они развернули плакат с надписью «Пей кока-колу, сникерсы жуй, день твой последний приходит, буржуй!», подняли знамена НБП и «Рабочей борьбы» и начали скандировать «Долой! Долой!». Яковлев замолчал, его и без того красное лицо приобрело свекольный цвет. Растерялся и представитель корпорации «Макдональдс». Сейчас бы за такое посадили суток на 15, а в те далекие либеральные времена милиционеры просто попросили нас уйти, настойчиво, конечно, попросили. Мы отошли метров на 20, нас окружили фотографы, и мы позировали им. На следующий день все газеты написали о нашей акции, показали нас и в теленовостях.

Внутренние вопросы мы любили обсуждать в кафе на Пушкинской площади, куда часто заходили художники. Однажды нас там застал известный кинокритик Миша Трофименков «Я зашел в кафе на Пушкинской улице, где сидели мои знакомые леваки - троцкисты из группы Димы Жвания «Рабочая борьба», что-то горячо обсуждали, спорили, бумаги какие-то на столе, молодые ребята, живые, - вспоминал Миша потом. - Тут же такой человек с трубкой - француз, а я таких людей что называется «узнаю по походке», все мои парижские друзья такие. И мне показалось, что в воздухе что-то такое, что было в воздухе латинского квартала лет за пять до красного мая. И у меня, когда я такие картины вижу, светлое революционное чувство в душе просыпается…». У Миши были слишком оптимистичные предчувствия.

В мае 1996 года я поехал в Москву на конференцию «Новый революционный коммунизм: вслед за Зюгановым – мы». Организовали ее московские авангардные художники, Толя Осмоловский и его друзья. Конференция проходила в Музее Маяковского. Собрались мы в зале, который напоминал греческий амфитеатр. Задник сцены украшало творение Толи Осмоловского - изображение накаченных парней с автоматами, революционные коммунисты, по мысли Толи (правда, больше они напоминали персонажей из фильма «Голубые устрицы»). Я не только делал доклад о Сореле, но и был ведущим. На конференцию пришел Лимонов, естественно, я попросил его выступить.

Название конференции говорило само за себя. Почти все были уверены, что на предстоящих выборах президента победит Зюганов. И он сыграет роль Керенского, которого сбросим мы – новые революционные коммунисты. Лимонов, помню, тоже обличал Зюганова, доказывая, что КПРФ, имея большинство в Государственной думе, фактически является партией власти. После конференции я взял интервью у Лимонова для «Смены», после чего он предложил мне прогуляться.

Мы тихонько шли по центральным улочкам Москвы, разговаривая о политике, об НБП.

- Я все же не понимаю, почему вы, Дмитрий, до сих пор не в НБП!

Я объяснил, с чем я не согласен, перечислил реакционные статьи в «Лимонке», которые вызвали у меня возмущение.

- Поймите, мы сейчас черпаем большим ковшом, поэтому в партию подают разные люди, и в «Лимонке» это отражается. В регионах у нас есть правые отделения, а есть левые. Если вы вступите в НБП, «Лимонка» станет и вашей газетой, и вы сможете формировать идеологию партии, сделать ее более левой, чем сейчас. Забудьте вы о троцкистском чистоплюйстве наконец! - заявил Лимонов.

Многие прохожие узнавали его, оборачивались. Мы дошли до Малого Арбата.

- Надо купить поесть, а то у меня дома - пусто. Вы, Дмитрий, любите жареную курицу? – спросил Лимонов.

Я кивнул: люблю, мол.

Лимонов со знанием дела выбрал в гастрономе курицу, и мы поднялись к нему в квартиру, Лимонов жил в квартире итальянского художника, мужа журналиста Ярослава Могутина, сотрудничавшего тогда с НБП и писавшего для «Лимонки». Журнал «ОМ» в то лето напечатал статью Могутина «Сексуальность фашизма», которая вызвала скандал, возмущались, конечно, либералы.

Лимонов приготовил великолепное жаркое. После еды мы, сидя на кухне, на стене которой висело множество значков с изображением Мао, вновь заговорили о деле.

- Поймите, Дмитрий, - убеждал меня лидер НБП, - у вашей группы нет будущего. В Америке и во Франции я насмотрелся на эти троцкистские организации. Все это не серьезно, они революционны только на словах. Вы, ваша группа – другое дело. Но зачем вы идете по пути западных догматиков? Вот вы участвуете в движении с конца 80-х. И что? Вы собрали всего несколько человек. Почти ничего! А НБП растет поразительными темпами. Я, честно говоря, не ожидал, что партия будет расти так быстро, в регионах одно за другим появляются отделения, я слежу за информацией…