в старуху, сразу поседела, слабела на глазах, еле ходила, хотя и протянула после этого больше двадцати лет.

В кармане у Губанова запиликал мобильник. Николай Андреевич посмотрел на экран и фыркнул:

– Светка. Сейчас начнет гнать нас домой.

Судя по коротким и недовольным репликам старика, племянница действительно волновалась и просила вернуться.

– Не замерз я, все нормально… Нет у меня давления, успокойся… Я не голодный… Ну почему долго? Ничего не долго. В кои веки я воздухом дышу, ты радоваться должна. Все, не мешай, мы работаем.

Петр с трудом сдержал улыбку, услышав эти слова. Прозвучало внушительно и солидно, как у человека, занятого на ответственной службе.

Губанов спрятал телефон в карман.

– Хорошая она, моя Светка, – сказал он с грустным вздохом. – Заботливая. Намучилась со мной. Ничего, скоро я ее освобожу, хоть вздохнуть сможет, собой заняться, а не только со мной, старым перечником, сидеть.

– Зачем вы так, Николай Андреевич…

– Что ж мне, делать вид, что вся жизнь еще впереди? Я уже не в том возрасте, чтобы притворяться. Слушай дальше. Я ведь не зря тебе про убийство на «Ждановской» рассказывал. Думал, наверное, что я просто так воздух сотрясаю? – старик скрипуче хихикнул. – Вот и нетушки! Тот случай с комитетчиком случился как раз в конце декабря, меньше чем через месяц после убийства Садкова. Андропов вместе с Прокуратурой Союза дали команду «фас!», тут и началось. Вскрывались злоупотребления, фальсификации, пытки, уголовщина всякая. И дело Садкова оказалось очень к месту, за него взялись как следует, стали трясти всех, кто был причастен к расследованию убийства Астахова, на звания и должности не смотрели. Вот тогда скандал и разразился. Выяснилось, что больше половины успешных и ярких дел Полынцева – дутые пузыри, он много лет занимался тем, что подтасовывал доказательства, одни прятал, другие подделывал, поощрял оперов, чтобы они мучили подозреваемых и выколачивали признания. Он же долго в областной прокуратуре сидел, со всеми операми был знаком. А они и рады стараться, им ведь тоже поощрение за раскрытие полагалось. И статистика раскрываемости хорошая, и начальство довольно. Кому грамоту, кому запись в личное дело, кому премию, а кому и досрочную звездочку на погоны. Всем хорошо. Плохо только тем, кого они безвинно отправляли на зону, и их семьям. По делам Полынцева под раздачу попали человек сто пятьдесят, если я правильно помню.

«Правильно ты помнишь, – подумал Петр. – В интервью судьи Екамасова тоже эта цифра называлась. И нам с Кариной показалось, что это сильное преувеличение, фантазии старого человека».

– Неужели сто пятьдесят? С трудом верится. Десять-пятнадцать – я бы согласился, но сто пятьдесят?

Губанов неожиданно рассердился:

– Тебе с трудом верится? А про дело Михасевича ты слышал?

Пришлось признаться, что не слышал.

– Там за тринадцать лет было двадцать два трупа, в серию не объединяли, все преступления рассматривали отдельно, посадили четырнадцать человек, а одного расстреляли. И только когда всполошились в Москве, прислали бригаду следователей, тогда и выяснилось, что все убийства совершил некто Михасевич, на которого никто и подумать не мог: он же был секретарем низовой парторганизации, даже избирался делегатом партийной конференции. За это беззаконие привлекли к ответственности около двухсот человек. Двести сотрудников милиции, прокуратуры, суда! Правда, спустили все по-тихому на тормозах, чтобы не портить репутацию правоохранителей. Лишение свободы дали только одному человеку, остальные отделались выговорами и понижением в должности. Следователя того, Жевнеровича, аккуратно отправили на пенсию. А он знаешь какой знаменитостью был? Лучшим следователем республики считался, образцом, имел множество наград, на него чуть ли не молились. Уникальный специалист, стопроцентная раскрываемость! Вот и выяснили, какой ценой и из каких материалов этот образец вылеплен. Следователь по особо важным делам республиканской прокуратуры, а у него не то что юридического – даже полного школьного образования не было. Ведь он почти сорок лет в следствии проработал, и все эти годы – в должности «важняка». А ты говоришь, что не может быть. Может, юноша. Еще и не такое бывает. В середине восьмидесятых это случилось. Точно так же и с Полынцевым поступили. И со всеми, кто был причастен к нарушениям по его делам.

– Значит, все доказательства вины Лаврушенкова были поддельными?

– Именно. Брошюрки сомнительного содержания ему в дом подбросили и «нашли» при обыске, чтобы подкрепить версию. Показания свидетелей переиначивали и корректировали, подсказывали им нужные ответы, особо несговорчивым – угрожали. Составляли липовые справки об информации, «полученной оперативным путем». Самого Лаврушенкова били, издевались над ним, внушали нужные мысли. Виктор кротким был, доверчивым, сам никому зла не делал и от людей зла не ждал. Поверил, что действительно впал в беспамятство и убил человека. Провел месяц на экспертизе в Институте Сербского и прочно уверовал в то, что у него и в самом деле совсем плохо с головой, если в такое серьезное учреждение отправили.

– Получается, все усилия вашего сына принесли свои плоды? Виктор Лаврушенков был оправдан?

– Посмертно реабилитирован, – кивнул Губанов. – Помнишь, как у Галича? Хотя откуда тебе помнить…

Он прикрыл глаза и вполголоса продекламировал:

         – Грянули впоследствии всякие хренации,

         Следователь-хмурик на пенсии в Москве.

         Справочку с печатью о реабилитации

         Выслали в Калинин пророковой вдове.

– Что это? – удивился Петр.

– «Баллада о Сталине». «Дело явно липовое, все как на ладони, но пятую неделю долбят допрос…» Написано про пятидесятые годы, но, как видишь, к восьмидесятым тоже подходит. Да и не только к ним. А что касается усилий моего сына, то Виктора-то потом оправдали, хоть и посмертно, а Славка убил человека и сел на пятнадцать лет. На зоне примкнул к так называемой «отрицаловке», с администрацией не сотрудничал, нарушал правила внутреннего распорядка. Ни о каком условно-досрочном освобождении и речи быть не могло, отмотал от звонка до звонка. Освободился в конце девяносто пятого, устроился шофером грузовика на предприятии где-то в области, сел пьяным за руль, не справился с управлением и погиб. Меньше года на свободе прожил. Вот и решай сам, хорошие плоды получились у Юркиных усилий или не очень.

– А Левшин? Удалось доказать его виновность?

– Куда там… Все, что Юрка собрал, тщательно проверили, бывшую жену Левшина и лучницу эту допросили, они все подтвердили. Записку Полынцев уничтожил, чтобы никому на глаза не попалась. Пришли к выводу, что доказательства собраны не в полном объеме, а те, что собраны, не исследованы должным образом, и возможность их исследования утрачена. Поскольку новый подозреваемый скончался, то и заморачиваться не стали. Убийство Астахова считается нераскрытым. И не расстраивайся из-за того, что тебя в архив не пустили, там астаховского дела все равно нет, его же забрали, когда следователи КГБ занялись