К черту. Если Верховный хочет, чтобы его наемники посылали мне письма, пусть развлекаются.

2

И письма не заставили себя ждать.

В этом районе почту доставляли рано, и наутро в девять часов почтальон бросил в ящик шесть конвертов.

Меня определенно вычислили. В охоту за мной включили самых лучших, самых талантливых — литературных тяжеловесов, умеющих за словами скрывать свои цели. Вот только, прочитав первое письмо, я сжег остальные, не читая, и развеял пепел на заднем дворе.

То, первое письмо сбивало с ног:

Дорогой Джейсон!

Не хочется сообщать тебе плохие новости, но твой друг Стэн Шапиро умер. Стэн совершил самоубийство вчера, рано утром, несколько раз проткнув свое сердце кухонным ножом…

Письмо подписала Бет.

Я не знал, правда ли это, но решил считать ложью, пока не получу доказательств.

Уничтожив корреспонденцию, я вернулся в дом. Они не могут причинить мне вреда, понял я. По крайней мере, физического. Они могут писать мерзкие письма, чтобы разрушить мою репутацию, заморозить банковский счет или натравить на меня секретную службу, внушив, что я угроза президенту, или убедить людей преследовать и унижать меня, но они не могут атаковать меня напрямую.

Мне хватит таланта бороться с ними на их уровне.

Предположим, они напишут Эдсону и заставят его выгнать меня из этого дома. Предупрежден — значит, вооружен. Я съездил в магазин, купил большой блокнот, коробку конвертов и двойную упаковку шариковых ручек. У двери стоял автомат по продаже марок, и на сдачу я купил десять марок для почтовых отправлений первого класса.

Я даже не стал тянуть до возвращения домой. Прямо в «фольксвагене» я написал письмо Эдсону: попросил не верить никаким письмам, порочащим меня, поскольку все, что в них написано, — ложь и клевета. Я вырвал лист из блокнота, сложил его, сунул в конверт, запечатал, наклеил марку и поехал в ближайшее почтовое отделение, где и бросил письмо в почтовый ящик.

Я мысленно назвал свое творение охранным письмом. Интересно, не с подобных ли писем началось колдовство, не смекнул ли сторонний наблюдатель, в чем дело, не догадался ли, что кое-кто умеет писать письма, обладающие силой, предсказывающие будущее или являющиеся причиной событий. Эта мысль показалась мне вполне здравой.

Вернувшись домой, я позвонил Эдсону на работу и спросил, можно ли использовать его сотовый телефон для междугородних звонков, пообещав оплатить их, как только придет счет. Эдсон сказал: «Прекрасно, валяй и не бери в голову». Я набрал телефон справочной, узнал номер телефона и позвонил в полицейский участок, к которому относился дом родителей Викки, сказал, что сильно тревожусь: жена уехала навестить родителей, но уже больше недели не дает о себе знать, а когда я попытался позвонить в дом ее родителей, мне сказали, что телефон отключен. Нельзя ли послать патрульного и проверить, все ли там в порядке.

Я снабдил сержанта именами, адресом и телефонным номером, и он пообещал перезвонить, как только появятся какие-нибудь новости.

Он действительно перезвонил через полчаса и был вне себя от ярости:

— Что за игры вы тут устраиваете? Не знаю, кем вы себя возомнили, но вы не имеете права тратить наше время на пустяки. Мы здесь работаем. Вы знаете, что фальшивые сообщения — преступление?

— Какие фальшивые сообщения? Я говорю вам правду. Я не могу найти жену и сына.

— Послушайте, я не знаю, чего вы добиваетесь, но, по словам соседей, мистер и миссис Рид продали дом и переехали в Миссури полгода тому назад. Никто ничего не знает об их дочери и внуке. Но никто не исчезал. Никого не похищали. Никакого преступления не было.

— У вас есть их новый адрес? Или телефон?

— Вы и так отняли у нас слишком много времени.

— Это не шутка! Я говорю серьезно! Сообщите мне фамилии соседей! Я им позвоню!

Сержант бросил трубку.

У меня возникло сильнейшее желание разбить телефон о стену. Здесь я оказался так же беспомощен и бессилен, как там. Похоже, остается лишь поехать в Аризону и самому поговорить с соседями. Но что, если соседи ничего не знают? Что, если Риды никому не оставили свой новый адрес? Что, если соседей предупредили —

письмом

— держаться от меня подальше, поскольку я безумен и опасен и нельзя отвечать ни на какие мои вопросы?

Вероятно, мысль о частном детективе была наиболее разумной. Можно снять еще денег с банковского счета и заплатить кому-нибудь за поиски Викки и Эрика… хотя где гарантии, что детектив не начнет получать письма с контрпредложениями?

В кухне зазвонил телефон.

Я чуть не подпрыгнул от неожиданности и инстинктивно бросился на кухню, но на полпути вспомнил слова Эдсона: телефон не работает. Однако я схватил трубку и не услышал ни гудков, ни каких-либо других звуков. Я подергал рычаг. Ничего.

Какой-то сбой, сказал я себе, сигнал, который периодически проходит даже через неподключенный аппарат. Я вспомнил, как однажды завизжал детектор дыма, хотя в нем не было батареи.

Однако я прекрасно понимал, что дело совсем в другом.

Остаток дня я провел в заботах: покупал одежду, продукты, в публичной библиотеке искал в Интернете Викки и окольными путями пытался найти информацию о Писателях Писем, но поиски мои успехами не увенчались. Эдсон заглянул вечером с пиццей и пивом, мы потрепались, и я рассказал ему, что подумываю нанять частного детектива. Эдсон одобрил мою идею и предложил поспрашивать знакомых, чтобы посоветовали хорошего. Я его поблагодарил. Он предложил оплатить расходы, но это предложение я отклонил. Кое-что человек должен делать сам.

После ухода Эдсона дом показался мне… странным. Отключенные телефоны больше не звонили, я не слышал никаких звуков, не видел никаких теней или жутких огней, но что-то было неправильным, и я вдруг осознал, что дом не пуст. Как ни старался я игнорировать это ощущение, я не мог от него избавиться. Я чувствовал рядом с собой чье-то присутствие. Я пытался рассуждать здраво, объективно. Вероятно, думал я, вера в колдовство и призраков началась с Писателей Писем. Чужое присутствие, которое я ощущал, могло быть всего лишь подсознательным признанием некоей личности, живущей в доме-двойнике в Стране Писателей Писем. Насколько я знал, тот мир и этот сосуществовали в разных физических измерениях с общим переходом на каком-то молекулярном уровне. Возможно, семья, проживавшая нынче в моем старом доме, тоже чувствовала, как мое второе «я» бродит по комнатам. А возможно, и нет.

Я чувствовал, что мои впечатления нельзя объяснить научным или даже псевдонаучным способом. В том, что происходило в этом доме, отсутствовала всякая логика.

Сочинение Писем — искусство, а не наука, и это прекрасно объясняло все различия.

Я бодрствовал до глубокой ночи, прислушиваясь к звукам, похожим на удары капель воды о дно пустой ванны, но доносившимся из коридора, и в конце концов забылся тяжелым сном.