— Какие помехи могут помешать вежливому ответу?

— Они могли не поверить, что вы действительно были там.

— Не поверить, что мы были там?

— Да, я так и сказал, — ответил Джим.

— Ты, должно быть, шутишь. Как мыслящие разумы, они должны были нас воспринять. И потом, после нашего обращения они очень расстроились, хотя раньше были спокойны. Этот факт явно подтверждает, что они нас заметили.

— Я уверен, что заметили, — сказал Джим. — Но вы наткнулись на особые ограничения, наложенные на них дырами, в которых сформировался их разум. Мэри и я выросли в дырах, которые общались путем создания вибрации в газах большой дыры, на которой живет наш народ. Восприятие этих звуковых волн мы называем слухом. Из-за этой изначальной привычки мы, даже зная, что на самом деле наш разум воспринимает понятия из вашего, представляем то, что вы нам сообщаете, как вибрации в газовой среде, как при формировании наших разумов. Лааги, с другой стороны, сформировались в личных дырах, которые общались между собой путем легких изменений формы дыры.

— Все это необычно и интересно, — сказал Вопрос Первый, — но я не совсем понимаю, к чему это ведет.

— К лучшему пониманию лаагов, я надеюсь, — сказал Джим. — Видишь ли, когда вы заговорили с лаагами в кораблях, приближающихся к вашей территории, лааги оказались в ситуации, которую они считали невозможной, но которая тем не менее была у них перед глазами.

— Такого не может быть!

— Боюсь, что может. В этом и была проблема. Лааги знали: то, что они видят — ваше послание, — не могло быть передано так, как оно было передано. В то же самое время их разум не позволял им сомневаться в том, что именно так оно и было передано.

— Не хочу обижать тебя, дорогой друг, — сказал Вопрос Первый, — но ты говоришь какую-то бессмыслицу.

— Позволь привести тебе пример, каково это было для них. Ты знаешь, что я имею в виду под газом CO2?

— Ты говоришь о газе, который обычно входит в большие дыры, а иногда даже в маленькие.

— И ты знаешь его твердое состояние?

— Разумеется.

— Что бы ты подумал, если бы увидел, как блок СО2 в твердом состоянии парит в атмосфере очень горячей звезды?

— Это невозможно. Он бы сразу перешел в газообразное состояние.

— Ну а если бы ты увидел то, что я сказал, что он среди горячей газовой оболочки звезды, но сам все еще в твердом состоянии?

— Я бы не мог этого увидеть.

— Так вот, если бы я такое увидел и точно знал бы, что этот блок действительно состоит из застывшего СО2, а газы вокруг звезды действительно настолько горячие, я бы решил, что у меня то, что мы обычно называем галлюцинацией.

— Ты хочешь сказать, что ты был бы не вполне здоров. Но ты не решил, что правда такое видел?

— Нет, успокойся, — сказал Джим.

— Какое облегчение! Если бы ты такое видел, это значило бы, что ты болен, и нам пришлось бы тебя изгнать. У вас, наверное, поступают так же?

— Не совсем. У нас есть другие способы, способы помочь таким людям не видеть больше галлюцинаций, вместо того чтобы изгонять их.

— Расскажешь мне как-нибудь, как вы это делаете. Но вообще я понял. Ты используешь образ твердого СО2, который не превращается в газ, несмотря на жару, в качестве примера. Но мы не понимаем, как это относится к нашему разговору с лаагами.

— Я объясню, — сказал Джим. — Чтобы воспринять ваши мысли, Мэри и я представляем их как слова, то есть звуковые волны, путешествующие через пространство; а лааги, с которыми вы говорили, по тому же принципу могли воспринять ваше послание только как видимые сигналы от другого лаага.

— Видимые сигналы?

— Именно, — сказал Джим, — искажения в форме дыры другого лаага. Сигналы должен подавать именно другой лааг, поскольку их сигнальная система основана на форме именно их личных дыр и способности именно этой формы к искажениям. Таким образом, лааг, получивший ваш сигнал, думал, что видит другого лаага — в корабле, где хватало места только для уже находившихся там членов экипажа, — который говорит ему что-то непонятное, потому что, во-первых, в сообщении были пробелы на месте не знакомых лаагам понятий, а во-вторых, то, что он услышал, относилось к существам и ситуациям, которые ему казались невозможными и невообразимыми. Он мог только решить, что у него галлюцинации, как бы лааги их ни называли. И естественно, поскольку он решил, что собственный разум подвел его, то не ответил. Он отверг реальность этого образа точно так же, как вы отвергли возможность существования твердого СО2 — мы называем его сухим льдом, — который не превращается в газ, несмотря на окружающую жару.

Вопрос Первый долго молчал.

— В то, что ты нам говоришь, почти невозможно поверить, — сказал он наконец.

— Необязательно верить мне на слово, — сказал Джим. — Кто-нибудь из вас мог бы отправиться к большой дыре, на которой живут лааги — это всего в нескольких световых годах отсюда по направлению от центра галактики, — и посмотреть, как они друг с другом общаются.

— Любому из нас было бы неприятно отправиться туда и сделать это, так что я возьму это на себя, — сказал Вопрос Первый.

После его слов воцарилось молчание, которое длилось, по оценке Джима, минуты полторы. Потом Вопрос Первый заговорил снова:

— Да, это правда. Все мои друзья удивлены. Если бы я не видел это сам, они не смогли бы такое даже представить. Ваши идеи по поводу этой проблемы достойны высочайшей похвалы. Но тем не менее мы были правы, когда запретили им вторгаться в наше пространство. Как вообще можно общаться с такими существами? И что может дать такое общение?

— Большую пользу, возможно, о существовании которой вы пока и не подозреваете, — сказал Джим.

— Не думаю, дорогой друг, — ответил Вопрос Первый. — Из-за того, что вы сами обычно дыры, ты слишком терпим к этим лаагам. Говори что хочешь по поводу того, что мы не поняли их реакцию на наше сообщение, но тем не менее они прибыли в своих личных дырах, чего вы с Мэри, проявив вежливость, не сделали. И вообще, что они могут нам сказать, чего мы еще не знаем?

— То есть ваш народ уже знает все? — спросила Мэри.

Поскольку она давно ничего не говорила, ее вступление в разговор заставило Джима дернуться и даже, кажется, на мгновение сбило с толку Вопроса Первого и его друзей. Она получила ответ не сразу, а после заметной паузы.

— Не все, конечно, — ответил Вопрос Первый, — но то, что важно.

— То, что важно для вас? — уточнила Мэри.

— Конечно, то, что важно для нас... Понятно, ты хочешь сказать, что может существовать важное знание, которое прямо нас не затрагивает. Теоретически это возможно. Но даже если бы это было так на самом деле, зачем нам оно, если не представляет для нас ценности?

— Потому что это может стать важным потом, — сказала она.