проникать в дом. Может, она найдёт иной путь, чтобы встретиться с Джеймсом.

И тут дева услышала тихий стук, а потом и свист спускаемого клапаном пара, и тут же их коляску осветили сзади лампы подкатившего к ним вплотную большого экипажа. Зоя обернулась и прищурилась от ударившего ей в глаза света; она даже машинально провернула рукоять зонта, освобождая клинок стилета из зажима, дева уже была готова защищаться, а вот Ройке, беззаботный болван, даже не заметил, что к ним подъехала такая махина, он продолжал что-то говорить про дом.

И тут с козел подъехавшего экипажа, донеслось нечто, отдалённо напоминающее человеческую речь в самом убогом её воспроизведении:

- Эй ты, безмозглый ублюдок, какого хрена ты встал у ворот? Что, собрался тут, в тени, натянуть свою шлюху, что ли?

Ройке привстал на своём месте и, держась за руль, оглянулся. Но он ничего не понял из сказанного, и не потому, что все эти грубые слова говорил человек, жутко шамкающий, а потому, что говорилось это на самом отвратном кокни.

- А ну, убирай свою колымагу, недоумок, иначе пожалеешь! – снова заорал с места управления большим экипажем невидимый в темноте человек. – Иначе ты дождёшься, я слезу и вырежу тебе твои причиндалы на хрен, на горе твоей шлюхе.

Зоя не должна была этого делать ни при каких условиях, но она просто не смогла сдержаться – видно, это в ней играло полбутылки рейнского; в общем, она поднялась с дивана и, прикрывая глаза от бьющего в них света, чётко и холодно, на прекрасном английском произнесла:

- Послушайте, мистер, если вы ещё раз разинете свою зловонную пасть, уверяю вас, я найду способ её заткнуть раз и навсегда.

На пару секунд повисло молчание; кажется, до грубияна, управлявшего паровым экипажем, не сразу дошёл смысл сказанного ею, но когда дошёл, он, видно из вежливости, выключил фонари, бившие девушке в лицо, а потом, всё так же шамкая, произнёс:

- Извините, мэм, кажется, я обознался. Просто ваш кучер так поставил колымагу, что нам не проехать.

- А что он хочет? – наконец пришёл в себя удивлённый Ройке. – Вы поняли его, фройляйн Гертруда?

- Он хочет проехать к дому, - отвечала ему девушка, садясь на своё место, - а мы стоим у ворот. Давайте уедем, Генрих.

- А, вот оно что, - молодой человек включил питание и повёл коляску прочь от того дома. – Мне показалось, или я ошибаюсь… Он говорил что-то грубое.

- Ничего особенного, это англичанин, - пытаясь себя успокоить, сказала ему Зоя, - просто у них такая манера речи.

- Странная манера, - скорее самому себе, чем своей спутнице заметил молодой человек, ведя коляску по ночному городу.

Но Зоя не была бы самой собой, если бы вот так вот просто взяла и уехала; она обернулась и пристально вглядывалась назад. И увидела, что в тёмный двор упал свет из открывшейся двери и осветил двор; кто-то, судя по всему, из слуг, выбежал и стал отворять большие и тяжёлые створки ворот. И тогда она повернулась к Ройке и произнесла:

- Генрих, разверните коляску, пожалуйста.

- Что? – он то ли не понял, то ли хотел убедиться, что понял правильно. – Вы хотите развернуться?

- Развернитесь и поедемте в обратную сторону, - тоном скорее приказным, чем просящим произнесла дева.

Может, ему и не очень хотелось возвращаться в самое тёмное место на улице, но спорить он не стал. На ближайшем перекрестке он развернул экипаж и направил его в обратную сторону.

- Остановитесь чуть дальше от того места, где мы стояли, – распорядилась девушка и на всякий случай нащупала в ридикюле свой пистолетик.

Он так и сделал, а не успел он остановиться, как девушка сама раскрыта дверцу и быстро пошла в темноту к воротам. Но не дошла, остановилась под разбитым фонарём и стала смотреть через решётку забора, что происходит во дворе.

А там, в падающем из открытой двери чёрного хода свете, два тёмных силуэта вытаскивали из своей паровой колымаги большой тяжёлый тюк. Нечто было завёрнуто в тряпку, но вдруг из свёртка что-то вывалилось и безвольно повисло.

- Это же… рука! – тихо прошептал Ройке за её спиной.

Она быстро повернулась и приложила палец к его губам: тихо вы!

И снова стала смотреть на происходящее. А тем временем выскочившие из дома слуги помогли втащить тело в дом, а два типа стали вытаскивать из открытой задней двери своего парового экипажа … ещё одно завёрнутое в тряпку тяжёлое тело. И его передали слугам, после чего один из них полез в экипаж, а второй стал закрывать дверь: всё выгрузили.

Зоя повернулась и прошептала:

- Надо уходить.

Ройке и не подумал её ослушаться, единственное, он сначала пропустил девушку вперёд. И пошёл следом за нею, всё время оглядываясь.

Она не стала с ним заговаривать, просто села на своё место, а он на своё, и они поехали. Дева специально молчала, хотя буквально чувствовала, что Генриха распирает от возникших вопросов, которые он хотел ей задать.

Они молча проехали некоторое расстояние, ехали минут десять, а потом Ройке не выдержал, остановил экипаж и, обернувшись, произнёс:

- Фройляйн Гертруда, как вы считаете, что это за тела те люди заносили в тот дом?

Зоя молчала. Девушка оглядывалась и не узнавала улицу, на которой они находились. Было тепло и тихо, ни ресторанов, ни оркестров, ни ночных гуляк. Темные дома, пустынные улицы, фонари да медленно плетущийся извозчик в конце улицы, ищущий позднего пассажира. Едва заметный ветерок колебал её вуаль, а ещё она хотела спать, а не отвечать на вопросы, но ответить было нужно. И, видя, что Ройке ждёт её ответа, дева наконец заговорила:

- Этот дом… Это нехороший дом. Там живут очень плохие люди.

Но этого объяснения Генриху показалось мало, он явно хотел знать больше.

- Плохие? А зачем туда привезли тела? Они были живые? – спрашивал он и тут же сам себе отвечал. – Впрочем, конечно, живые, зачем кому-то нужны мертвецы?

- Скорее всего то были живые люди. Но иногда они пользуются и мертвецами, - удивила его девушка.

- Мертвецами? – он не понимал этого. – Но зачем им они? Они их оживляют для каких-то своих надобностей?

- Они из них вынимают… некоторые нужные им внутренности, чтобы использовать их в других существах. Например, при сращивании людей и животных им могут понадобиться