Почему он видел эти образы, Эрик не понимал. Они были слишком интимными для Нины, и она определенно хотела хранить их за семью печатями. Удивительным образом Эрик заглядывал в прошлое Нины, не имея на то ни разрешения, ни способностей. А он прекрасно знал, что Нина осведомлена о его несанкционированных визитах. Но ее молчание доказывало то, что она понятия не имеет, каким образом Эрику это удается. Вероятно, они проводят так много времени бок о бок, что Нина неосознанно делится с ним чувствами, ощущениями, эмоциями и даже воспоминаниями. Возможно ли такое? И в ответ Нину снова охватывало неосуществимое желание получить в руки руководство по эксплуатации собственных способностей.

Эрик станет ближе. Он узнает о ней все. Нина это четко видела. И это было неизбежно.

Нина в свою очередь все больше узнавала Эрика, ныряя в его воспоминания также без спроса, но отнюдь не бесследно. Она чувствовала, что Эрик знает о ее нелегальных похождениях у него в мозгу, но ни он, ни она ничего не могли с этим поделать. Когда столько времени проводишь вместе, невозможно остаться абсолютно равнодушным друг к другу. Поэтому когда Эрик в очередной раз замечал ее чересчур пристальный взгляд с толикой сожаления, он просто опускал глаза.

«Ну, вот такой он – я. Вот какие грехи таю за душой. Извини, но я не в силах их исправить».

И когда он находил Нину, сидящую в одиночестве, отстраненно взирающую в неизвестные дали, он понимал, что она вновь слушает, вдыхает и познает его прошлое, настоящее и, наверняка, будущее. Непонятная теплота разрасталась в груди, когда он осознавал, что после всего, что она там видит, ее не охватывает желание броситься наутек, она по-прежнему рядом.

Он никогда ей не мешал, но и не хотел продаваться за бесплатно. Цена за познание его жизни должна быть справедливой, а потому он без стеснения задавал ей вопросы о ее собственной жизни. Нина, связанная невидимым, негласным, но, тем не менее, действующим соглашением об обмене информацией, обязана была открывать кое-какие свои секреты в тех задушевных разговорах, что они вели часами друг с другом, и которых он теперь лишился по стечению обстоятельств. А, может, по собственной глупости.

Явное ощущение самого себя в качестве одураченного заставляло Эрика предпринимать все новые попытки разговорить Нину, вернуть их искренние, а порой даже интимные беседы о сокровенных тайнах друг друга, по которым он так скучал.

Нину охватывает панический страх подавиться, когда она ест горох, потому что в раннем детстве она подавилась красной бусиной с ожерелья матери, которое сама же и порвала. В тот момент ее охватило двоякое чувство: страх, что ее найдут и узнают, что она порвала мамино ожерелье, и страх, что ее не найдут и она умрет ужасной смертью.

Семь лет назад у Эрика умерла его первая и любимая собака Крендель, что он подобрал с улицы, после того, как какой-то ублюдок сбил ее и бросил умирать на обочине. С тех пор он никак не решится завести новую – травма от потери слишком глубока. Он скрывает, что носит ее фотографию в бумажнике рядом с фотографией сына, потому что большинство людей не понимают, как собака может быть также дорога, как и ребенок.

Нина загипнотизировала Яна, чтобы он отдавал ей свой обед, который готовили в столовой лично для главврача. И он до сих пор не понял, что инициатива этого щедрого жеста исходит не от него.

Эрик стыдится, что однажды во время передела территорий застрелил восьмилетнего мальца с матерью, не потому что промахнулся, а во имя акта устрашения.

Нина боится, что в один ужасный день Монстры завладеют ее телом, и она затеряется в небытии навечно.

Эрик боится, что на смертном одре, его охватит сожаление о прожитой жизни.

И еще тысячи и тысячи секретов, что они никому доселе не раскрывали. Таить что-либо от Нины было бессмысленным, она же – чертов телепат. Таить что-либо от Эрика было мучительно тяжело, он же – чертов гений переговоров.

– И теперь тебе страшно, – заключил Эрик. – Ты боишься, что попытка сымитировать ту радость, что охватывала тебя в Рождество в родном доме, когда вы втроем украшали эту маленькую полутораметровую елочку, пекли странных имбирных человечков с рогами и заворачивали подарки в шуршащую обертку, не пробудит ничего, кроме старой ноющей боли от обиды на мир за то, что он так несправедлив.

В машине повисло молчание. Даже Учтивый Карл старался не дышать, уж слишком тихо эти двое перешептывались, а его собратья непременно ждут новых интересных подробностей о ясновидящей. Нет, боевая свита Эрика вовсе не была набором сплетников и любителей слухов. Но ведь речь идет о загадочной девчонке, непонятно откуда взявшейся, да к тому же обладающей даром смотреть сквозь время и пространство! Как такое не обсудить?!

На глазах Нины навернулись слезы от воспоминаний. Их неизменная из года в год искусственная елка и вправду была очень маленькая. Нина понимает это теперь, вспоминая, как сама дотягивалась до ее верхушки и насаживала ярко-алую звезду. Имбирные печенья задумывались в виде животных, но у Нины никак не получалось аккуратно отлепить тесто от формочек, и вместо ежей и белочек получались безобразные кучи с конечностями. Зареванную Нину успокоил папа, придумавший оригинальное решение – он просто расплющивал кулаком кучки теста, оставляя тем хвосты, рога и лапки, а довольная Нина раскрашивала их, превращая в человечков. И все эти счастливые воспоминания никогда не приносили одну лишь радость. Они словно брали плату за нее, болезненно полосуя сердце Нины и требуя его крови.

– Ты думаешь, что если найдешь их убийц, все изменится? – произнес Эрик с деловитой уверенностью наставника, знающего ответы на все вопросы.

Нина затаила дыхание, сердце остановилось, и ей вдруг так захотелось стать невидимой. Она никогда не говорила ни слова о своем сокровенном желании кому-либо. О нем знали лишь Те, с кем она заключила роковую сделку. Но вот Эрик озвучил его, и она понимает, что он видит нечто большее, чем просто обрывки ее воспоминаний. Он чувствует ее жажду мести. Наверное, это неудивительно, учитывая, что он – убийца и бандит. В их кодексе месть – это как права человека в конституции: упоминаются в каждом пункте и главе, и вообще, служат основой самого государства.

– Думаешь, убив их, тебе станет легче?

Нина продолжала молчать, но не потому, что снова решила наказать его, а просто потому, что не знала, что ему ответить.

«Ну, вот такая она – я. Так же, как и ты не без греха. И за душой таю колоссальное желание прикончить тех подонков!».

Что он теперь чувствует к ней, узнав о столь низменных кровавых мечтах? Наверное, то же, что и она: понимание, сочувствие, даже единодушие. А может, наоборот злость, отчуждение и желание убежать подальше от нее, как от какой-нибудь заразы? Но несмотря ни на что, он по-прежнему с ней рядом.

Машины прибавили ходу и дорога, наконец, начала напоминать езду, а не ползание.

– Я вот, что тебе скажу, – Эрик деловито расправил свой шарф и заново обмотал шею. – Месть – это самый грандиозный обман, сотворенный то ли человеком, то ли самим дьяволом. Это бесконечное ненасытное проклятие. Она жадна, ее невозможно утолить.