– Это ещё зачем? – изумился я.

– Хочу быть блогером.

Сайка? Блогером? «Но как ты будешь блогером, если ты не умеешь писать хотя бы более-менее связные тексты?» – чуть было не спросил я, но потом подумал: а что меня тут удивляет?

– Не сомневаюсь, у тебя будут десятки тысяч подписчиков. Только не делай себе пластических операций. Ты и так красивая.

– Как странно. Ниязи то же самое сказал. Один в один прямо.

«Упоминаешь Ниязи через каждое предложение?» – мысленно сказал я ей. Впрочем, это больше не моё дело. У меня в ящике стола лежит билет на самолёт, и этот билет – в один конец. Чтобы купить его, мне пришлось продать Сирингу, но, боюсь, это будет не самая большая жертва, на которую мне пришлось пойти ради заветного путешествия.

От родителей Бахрама мама с Зарифой вернулись необычайно молчаливые. По выражениям их лиц я пытался понять, что произошло, но Зарифа была в маске полного макияжа, к которой я не привык, а мама выглядела просто как человек, который всю жизнь считал, что Земля плоская, и вдруг побывал в космосе.

– Что там было? Ну что там было? – приставал я к ним, но мама вместо ответа прилегла на диван, а Зарифа сказала:

– Да ничего особенного. Посидели, чай попили, поговорили на общие темы. Вроде нормальные люди. Только немножко теряются в такой огромной квартире.

– У них в прихожей мраморные полы. С мозаикой, – простонала с дивана мама.

– Ну ничего, ради любви можно и это потерпеть, – поддразнил я её.

– А прихожая больше, чем вся наша квартира! И лестница там на второй этаж, и перила золотые! Огромные люстры хрустальные – в каждой комнате! И на потолке – росписи!

– Ужасная безвкусица, – обобщила Зарифа.

– Очень дорого и красиво, – возразила мама.

– Просто позорище. Видел бы ты эти росписи. Как будто кошка рисовала. Я даже не думала, что в природе такие цвета существуют. Хорошо, что мы там жить не будем. Бедный Бахрам. Ты заметила, как он стеснялся? Старался отвлечь нас от рассматривания этих достопримечательностей. Наша квартира ему намного больше нравится. Он сказал, что в восторге от нашей старинной лепки и от деревянных дверей.

– Он точно тебя любит? – это в маме запульсировала практическая жилка, призывая убедиться, что богатый жених не сорвётся вдруг с крючка.

– Точно. Я что-то есть хочу.

– А ты знала, что он из такой семьи, или он тебе не сказал? – спросил я Зарифу.

– Сейчас биточки с гречкой греть поставлю. – Мама вскочила с дивана и поспешила на кухню.

– Так знала ты или нет? – повторил я свой вопрос, не дождавшись ответа. Зарифа почему-то молчала.

– Эй! Ты что, не разговариваешь со мной?

Зарифа посмотрела на меня и ахнула, прикрыв рот обеими руками.

– И что это значит? – бесстрастно поинтересовался я.

– Не значит. Ничего. Я думала, ты…

– Ты думала – я что? Покончил с собой и лежу на Ясамальском кладбище? Ты тоже так думала?

– Что за глупости? – Зарифа попыталась возмутиться, но выглядела неуверенно.

Тут я, каюсь, психанул и убежал в свою комнату, но не для того, чтобы закрыться там и рыдать, а для того, чтобы включить ноут, зайти в Facebook и капслоком написать статус: «Я НЕ ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ! ЭТО ВСЁ БЫЛ ОГРОМНЫЙ РОЗЫГРЫШ! В МОЕЙ МОГИЛЕ ЛЕЖИТ БЕЗВРЕМЕННО СКОНЧАВШИЙСЯ АЛКОГОЛИК ПО ИМЕНИ ВИТАЛИК!» Не прошло и минуты, как с двух сторон на меня начали наступать оповещения, отрывистые пронзительные сигналы наперебой уведомляли меня о том, что кто-то прокомментировал мою публикацию. Одновременно хотелось убежать подальше, чтобы никогда больше в глаза не видеть интернета, и немедленно открыть и прочитать все комментарии. Решив быть храбрым, а главное, последовательным, я всё же зашёл в Facebook.

«Что за идиотские шутки?! Как можно так делать?!!! Человек скончался, а вы… Кто ведёт вообще эту страницу?! Уроды (гневный красный смайлик)».

«Бл*, очень смешно! Матери его и сестре еще это скажите!»

«Vot nadeyus tago kto eto napisal ktoto iz blizkix umret I posmotu togda kak smiyatsa budt. Gospod vse vidit!».

«Джонни, если это ты написал, то это п…ц как не смешно((((».

И так далее, далее, далее. Теперь я знаю, как выглядит безумие: как много маленьких буковок, стоящих в определённом (возможно даже, в случайном) порядке, размножающихся и с упорством утверждающих одну и ту же ложь. Новые комментарии продолжали появляться, и все они убеждали меня, что я мёртв. И тогда я просто смалодушничал и удалил публикацию. В этот момент в лучших традициях психологических триллеров зазвонил телефон.

– Твой подростковый бунт продолжается, а? – Это Ниязи решил напомнить, что моя душа принадлежит ему, так как я сам её продал.

– Я просто хотел, чтобы всё стало как прежде.

– Хорошо ли тебе было прежде? Ты был счастлив?

– По крайней мере, знакомые здоровались со мной на улицах.

– И это делало тебя счастливым?

– А сейчас я что, счастлив?! – заорал я. – Где обещанная тобой слава?! Где богатство? У меня даже группы больше нет!

– Дорогуша, ну ты меня с кем-то путаешь, – возмутился, в свою очередь, Ниязи. – Кто я по-твоему, Коток – Золотой лобок?

На этом месте диалога моя операционная система слегка подвисла.

– Какой лобок?..

– Не суть. Не понимаю, какие ко мне претензии. Группу ты сам распустил.

– Я даже не мог в ней больше играть!

– Для того чтобы стать счастливым, ты должен быть свободным. Балласт расслабляет. Тянет на дно. Мешает добиться цели. Пойми это уже наконец. И перестань трепыхаться. Позволь людям верить в то, что ты стал мучеником.

Не ответив, я дал отбой. А потом вырубил компьютер и телефон, чтобы больше ничего не видеть и не слышать.

Дядю Рауфа, как выяснилось, отпустили домой в тот же день, когда увезли. Всем, кому было охота его слушать (и кому было неохота – тоже), он рассказывал о своих злоключениях, начиная с того момента, как ему пришла в голову идея вывести крысоволка, и заканчивая подробным описанием болезни содоку, от которой умерла наша Мануш. Как я понял, ему предстояли две недели жизни в мучительном страхе перед появлением первых признаков заражения, хотя его рану тщательно продезинфицировали.

Он и мне вынес мозг своими переживаниями. Когда он окликнул меня, спускавшегося по лестнице, по имени, я даже удивился, но потом вспомнил, что дяде Рауфу просто неоткуда было знать, что я умер, ведь для соседей мы хоронили моего отца, а в соцсетях дяди Рауфа, само собой, не было.

– Знаете, что я думаю? Вам нужно примириться с крысами. Тогда всё обойдётся, – сказал я ему.

– Как так? – недоумённо спросил дядя Рауф.

– То, что мы любим, не может причинить нам боль. А созданный нами конфликт будет разгораться всё сильнее и сильнее, пока одна из сторон не погибнет. – Я просто болтал, не заботясь о том, понимает он меня или нет. – Погасите конфликт. Полюбите крыс. И с вами больше никогда не случится ничего плохого. – Я всё же умолчал о том, что сам подкармливал этих вредных грызунов у себя в квартире и со мной не произошло ничего плохого.