поглощающее действия жизни в глубины,

Мысли трансцендентальный подъем и прыжок к небу,

Размышляющий мир[33] мечтаний и транса,

Наполненный самыми мощными трудами человека и Бога,

Где Природа Божества грезой казалась

И красота, грандиозность и грация имели свой дом,

Детству инкарнировавшего Пламени дали убежище.

За нею присматривали тысячелетние силы,

И глубокие божества грандиозного прошлого

Глядели на нее и видели приход божества будущего,

Словно этот магнит их силы незримо притягивал.

Земли размышляющая мудрость говорила ее безмолвной груди;

Поднимаясь с последних вершин разума соединиться с богами,

Делая блестящие мысли земли трамплином,

Чтобы нырнуть в космические шири,

Знание мыслителя и провидца

Незримое видело, немыслимое мыслило,

Распахнуло огромные двери незнаемого,

В бесконечность горизонты человека открыло.

Безбрежный размах был придан действиям смертного,

Красота и искусство поднялись из глубин человеческих,

Душа и природа в благородстве соперничали.

Этика настраивала человека имитировать небо;

Гармония тонов богатой культуры

Рафинировала чувство, его увеличив богатства,

Чтобы слышать неслышимое и видеть невидимое,

И учила душу парить над вещами известными.

Вдохновляя жизнь ее границы превзойти и разрушить,

Стремясь к незримому миру Бессмертных.

Покидая земли безопасность, пробуя крылья Разума,

Несла ее выше полей мысли исхоженных,

Пересекая мистические моря Запредельного,

Чтобы на орлиных высотах жить близко к Солнцу.

Там Мудрость сидит на своем вечном троне.

Повороты всей ее жизни вели ее к символическим дверям,

Открывающимся к тайным Силам, что ей были родственны;

Адепт истины, посвященный в блаженство,

Мистический семинарист в школе Природы учился,

Осознавая чудо сотворенных существ,

Она положила тайны глубокого размышления своего сердца

На алтарь Удивительного;

Ее часы были ритуалом в безвременном храме;

Ее действия стали жертвоприношения жестами.

Облаченное в ритм высших сфер,

Слово использовалось как священное средство

Для освобождения заточенного духа

В общении с его друзьями-богами.

Или оно помогало ковать новые экспрессивные формы

Того, кто в сердце жизни трудится,

Некой Души незапамятной в существах, в человеке,

Искательницы неведомого и нерожденного,

Несущей свет из Несказанного,

Чтоб сорвать вуаль последних мистерий.

Напряженная философия земле на небо показывала

И на широком, как космическое Пространство, фундаменте

Поднимала земной ум к сверхчеловеческим высям.

Превосходя линии, что радуют внешнее зрение,

Но скрывают облик того, кто живет у скульптуры внутри

И сконцентрированное чувство раскрашивает

На неподвижной границе внутреннего видения,

Обнаруживала фигуру незримого,

В форме раскрывала все значение Природы

И Божество в теле улавливало.

Архитектура Бесконечного

Здесь свои внутренне размышляющие формы раскрыла,

Плененные в широком полотне парящего камня:

Музыка вниз несла небесные стремления, песня

Держала поглощенное сердце в восторженные глубины погруженным,

Соединяя человека с космическим криком;

Интерпретирующие мир движения танца

Формировали идею и настроение в ритмичном качании

И позе; искусные детали тонкими линиями

Увековечивали память сладкого мига

Или показывали в резном изгибе, назначении чаши

Образчики незримого, в основе лежащие:

Поэмы в обширном броске, как движение миров,

И ритмы, нарастающие океаническим голосом,

Переводимые грандиозностями, запертыми в сердце Природы,

А сейчас брошенные в наполненное великолепие речи

Возвышенность и красота ее форм,

Страсть ее моментов и ее настроений,

Поднимающих человеческое слово ближе к божественному.

Глаза человека во внутренние царства могли заглянуть;

Его испытующий взгляд раскрывал закон чисел

И упорядочивал движение звезд,

Наносил на карту зримое оформление мира,

Исследовал процесс своих мыслей или чертил

Теоретические диаграммы жизни и разума.

Все это она поглощала как своей натуры питание,

Но одно только это не могло наполнить ее широкую Самость:

Человеческий поиск ограничен его достижениями,

Ей они казались великими, азартными,

Ранними ступенями открывающего юного духа,

Который не видит еще своим собственным светом врожденным;

Который ударял вселенную пробующим стуком

И стремился найти истинного разума пророческий жезл;

Там был рост к бесчисленным сторонам,

Но еще без широчайшего зрения души,

Еще без безбрежного, непосредственного и прямого касания,

Еще без мудрости и искусства Богов.

Безграничное знание, более великое, чем мысль человека,

Счастье слишком высокое для сердца и чувства,

Что заперты в мире и по свободе томятся,

Она в себе ощущала; будто ожидая формы,

Он смотрел, что за объекты вокруг, чтобы расти,

И искал натуры достаточно сильные, чтобы сносить не отшатываясь

Великолепие ее прирожденной царственности,

Ее величие, ее сладость, блаженство,

Ее силу владеть, ее обширную способность любить:

Земля для переправы через брод сделала камень, чтоб завоевать небо,

Душа смотрела за ограничивающие границы небес,

Встречала великий свет из Непознаваемого

И грезила о сфере трансцендентального действия.

Универсального Себя во всем сознавая,

Она повернулась к живущим сердцам и человеческим формам;

К ее души отражениям, к двойникам, к дополнениям,

Закрытым удаленным частям ее существа,

Отделенным от нее стенами тела и разума,

Но к ее духу привязанных божественными узами.

Преодолевая оборону, носящую маску, и незримую изгородь,

Уединенность, что душу от души отделяет,

Она хотела обнять все одним безмерным объятием,

В котором она могла бы поселить всех живущих существ,

Поднятых в великолепную точку зрящего света

Из несознательной расщелины густой разделения,

И сделать их едиными с Богом, с миром, с собою.

Только мало кто на ее зов откликался:

Еще меньше кто скрытую божественность чувствовал

И старался соединить то божество со своим собственным,

Приближаясь с неким родством к ее высям.

Поднятые вверх к светящимся тайнам

Или осознавая какое-то великолепие, скрытое свыше,

Они подпрыгивали, чтобы найти ее в миг вспышки,

Замечая свет в небесной обширности,

Но не могли сохранить способность и видение

И назад падали, в тупой ординарный тон жизни.

Разум, на эксперимент небесный отваживающийся,

Растя к некой обширности, которую близко они ощущали,

Пробуя границу неведомого пылким касанием,

Они все еще были заточены человеческой плотью:

Они не могли следовать ее неутомимому шагу;

Слишком нетерпеливая, малая для ее широко шагающей воли,

Слишком узкая, чтобы смотреть нерожденной Бесконечности взглядом,

Их природа уставала расти к вещам слишком великим.

Ибо даже партнеры ее мыслей близкие,

Которые могли к ее лучу гулять ближе всех,

Поклонялись силе и свету, которые они в ней ощущали,

Но не могли с ее души меркой сравниться.

Дружелюбная, но слишком великая, чтобы целиком узнанной быть,

Перед ними она проходила к более великому свету,

Их поводырь, королева их душ и сердец,

Их груди близкая, но божественная и далекая.

Восхищенные и изумленные, они видели ее большие шаги,

Пробующие богоподобным натиском или прыжком

Высоты для их человеческого роста слишком далекие,

Или с медленным, великим, многосторонним трудом

Продвигающиеся к целям, ими едва постижимым;

Но принужденные стать ее солнца спутниками,

Они двигались, не способные отказаться от ее света,

Жаждая, они хватались за нее руками протянутыми

Или шли, спотыкаясь, по