Несмотря на позднее время, во дворе оказалось на удивление светло: над каждым подъездом горел фонарь, и еще пять или шесть фонарей источали призрачный зеленоватый свет с верхушек столбов напротив.

Внутридворовый проезд был в идеальном состоянии – ни ухаба, ни трещинки. Пока Борис Иванович неторопливо огибал торец здания, во двор один за другим въехали три сверкающих лаком автомобиля, лишь один из которых был произведен в России, да и тот оказался великолепно сохранившейся "Чайкой". Высадив седоков, автомобили уехали, солидно фырча выхлопными трубами. "Беспокойно тут, однако, по вечерам, – подумал Рублев. – Интересно, как жильцы реагируют? Неужели жалоб не строчат?"

Впрочем, он тут же решил, что с жильцами, видимо, все давно улажено: ночное оживление во дворе наверняка причиняло им кое-какие неудобства, но зато Комбат мог поспорить на что угодно, что с того самого дня, как в подвале дома обосновался Горохов со своей братвой, вся окрестная шпана забыла дорогу в этот двор, а это, несомненно, стоило некоторых мелких неудобств. К тому же казалось вполне вероятным, что Горохов регулярно выплачивает жильцам небольшие суммы в качестве компенсации за беспокойство. При его размахе это вряд ли было накладно.

"На его месте я бы так и делал, – подумал Комбат. – Да так оно, наверное, и есть. Расходы, конечно, зато жильцы за него горой: благодетель. Светло, чисто, безопасно, да еще и денежки каждый месяц капают.

Чем не жизнь? Чем он там у себя в подвале промышляет, они не знают и знать не хотят. Написано, что физкультурно-оздоровительный комплекс, значит, так оно и есть. Опять же, удобно: сауна под боком, тренажеры всякие. На ночное шоу жильцы вряд ли ходят: это ж сумасшедшие деньги, не у каждого за полгода такая сумма набегает…"

Вывеска, укрепленная на кирпичной стене слева от подъезда, была, как и предупреждал Андрей, неброской. Видимо, Горохов не нуждался в дополнительной рекламе, его дело рекламировало себя само. На скамейке у подъезда сидел, забросив ногу на ногу и покуривая, плечистый парень в приличном сером пиджаке и с тем неуловимым отпечатком врожденной интеллигентности на лице, который, как давно заметил Борис Иванович, был присущ почти всем коренным питерцам независимо от их происхождения, социального положения и профессии. "Ему бы еще очки, – сдерживая усмешку, подумал Рублев, – да убрать эту штуковину, что выпирает слева под мышкой, и получился бы стопроцентный вундеркинд, продукт научно обоснованного скрещивания университетского профессора и учительницы музыки."

Он нацелился было с ходу проскочить мимо "вундеркинда" в подъезд, но оказалось, что расслабленная поза и застывшее на лице молодого человека полусонное мечтательное выражение были сплошной фикцией. Парень быстро, но нерезко поднялся со скамейки и сделал шаг вперед, загораживая дорогу. "Врезать бы тебе, сопляк, чтоб ты ногами накрылся, – подумал Борис Иванович, – да жаль, нельзя, рано. Ну ничего, думаю, мы еще встретимся, если у тебя ума не хватит вовремя ноги унести."

Он вежливо остановился и со старательно разыгранным недоумением воззрился на охранника.

– Прошу прощения, – чистым литературным языком сказал тот, – вы здесь живете или в гости?

– Я, собственно, приехал в "Олимпию", – с надменным удивлением ответил Рублев. – Сауна, знаете ли, пивко… А тебе, вообще-то, что нужно, дружок? Учти, мелочи у меня нет, а крупные я не подаю.

– Комплекс закрыт на спецобслуживание, – все тем же вежливым тоном, но теперь уже с явственно звучавшими металлическими нотками, сообщил молодой человек, никак не прореагировав на "дружка". Видимо, ему приходилось слышать и не такое. – Мне очень жаль, но наши гости не любят, чтобы их беспокоили.

– Это само собой, – снисходительно сказал Борис Иванович. – Беспокойства все не любят, только не у всех хватает денег на охрану, да?

Он сыто рассмеялся собственной шутке, мимоходом испугавшись, что переигрывает: курсов актерского мастерства он не заканчивал, просто как-то не довелось.

Охранник вежливо, но весьма холодно улыбнулся в ответ.

– Прошу вас, – сказал он, пытаясь ненавязчиво оттереть Комбата в сторонку. Комбат про себя подивился его самообладанию. Парень не был профессионалом, и по его глазам Борис Иванович видел, что тот уже на всякий случай прикидывает, куда лучше ударить в первую очередь – в горло или в пах, но голос по-прежнему оставался вежливым, как у хорошо вышколенного официанта.

– Погоди, братец, – голосом начинающего раздражаться барина сказал Рублев, – тут какая-то непонятка, э.., недоразумение. Иван Никодимович мне определенно обещал, что никаких проблем не будет.

Парень на глазах расслабился и сделал шаг назад.

– Что же вы, – с легким упреком произнес он. – Так бы сразу и сказали, что от Ивана Никодимовича.

А то, знаете, всякое бывает. Проходите, прошу вас. Вы ведь у нас впервые?

– Впервые, – кивнул Комбат.

"Интересно, кто такой этот Иван Никодимович? Ну и имечко… Знал бы он, кто и как его использует… Смотри-ка, а пацан даже всех постоянных посетителей знает."

Он попытался всучить охраннику двадцать долларов, но тот сделал обиженное лицо.

– Что вы, – сказал он, – мы с посетителей не берем. У нас с этим строго. Вам по лестнице вниз и налево, а дальше разберетесь. Надеюсь, что вы не в претензии.

– Ну что ты, дружок, – сказал Рублев. – Я же понимаю – служба. Однако у вас тут и вправду строго.

– Это для удобства посетителей, – сказал охранник с дежурной улыбкой.

"Однако, – подумал Борис Иванович. – парнишка не дурак и дисциплину знает. Его бы ко мне в батальон, за месяц бы человеком стал, а так – бандит." Он хотел еще что-то сказать, но тут подъехал еще один автомобиль, и охранник переключил свое внимание на вновь прибывших. Спускаясь в подвал по шикарно отделанной лестнице, Комбат размышлял о том, что и хорошие солдаты, и по-настоящему опасные преступники, годами морочащие голову неповоротливому правосудию, получаются из одного и того же исходного материала, разница только в том, в чьи руки попадет это высококачественное сырье, какой мастер придаст ему окончательную форму.

"Связался бы я, к примеру, в свое время со шпаной, – фантазировал он, с любопытством озираясь вокруг, – сел бы по малолетке, наколол бы деву Марию во все пузо… Ох, и поводил бы я теперь ментов за салом! Плакали бы, ей-богу, как дети! Или тот же Подберезский – чем не гроза района? Ему бы киоски жечь не пришлось, показал бы издалека кулачище свой безразмерный – через минуту торгаши чемодан денег принесли бы…"

По дороге к неприметному коридорчику, бравшему начало сразу за душевыми, он миновал еще троих охранников. Их наверняка было больше, но остальные предпочитали не лезть в глаза, до поры оставаясь в укрытии.

"А и до хрена же их здесь, похоже, – подумал Комбат, и у него немедленно зачесался шрам под лопаткой, ненавязчиво напоминая о том, что пуленепробиваемых людей не бывает. – Ох, до хрена. Ребят бы наших сюда, Андрюху… Как бы они меня тут и в самом деле не укатали, уж больно их много, и все со стволами, а у меня только один пистолет, да и тот водяной – разок помочился, вот и весь боекомплект."