Во-вторых, говоря о полемике Некрасова и «натуральной школы» с «Северной пчелой», упомянем, что литература, в первую очередь реалистическое направление и критика как особая область, оказалась в ситуации идеологического противостояния официальной информации, как воспринималась проправительственная «Северная пчела» широкой публикой. Этот факт объясняет, почему в литературоведении надолго закрепилось представление о тесной близости, едва ли не синонимичности литературной критики и социальной публицистики. Бытует мнение, что критика и социальная публицистика предельно были сближены в 1860-е гг. («реальная критика»). Так, в монографии А. М. Штейнгольд «Анатомия литературной критики» глава «“Мертвая зона” полемики» посвящена публицистичности и переходам на личности – приему, в принципе не принятому в критической статье. Исследовательница рассматривает это явление на примере критики и публицистики 1860-х гг. как наиболее показательное[682]. Отметим, что 1840-е гг. в высшей степени иллюстративны в этом отношении.

В-третьих, в интересующий нас период в формировании литературной критики играло роль освоение и преодоление фельетонной традиции. Критические выступления В. Г. Белинского и полемические ответы оппонентов (главным образом Ф. В. Булгарина) представляют собой тот контекст, в котором выносились печатные оценки Некрасову – издателю, автору, представителю «направления».

Фельетон, возникший во Франции как отдельный листок в виде приложения к газете (позднее подвал под «линией отреза»), исторически представлял собой «разнообразную пеструю смесь, а позже – литературно-критические статьи и рецензии, часто с элементами сатиры, юмора, публицистичности»[683]. В России XIX в. развитие фельетона связано прежде всего с именами Ф. В. Булгарина и О. И. Сенковского[684]. К началу 1840-х гг. жанровая форма фельетона была хорошо знакома публике – «художественно публицистическое произведение сатирической направленности» которое занимало «промежуточное положение между газетной или журнальной статьей и малыми жанрами художественной прозы (рассказ, новелла, очерк) и поэзии (стихотворный Ф<ельетон>)»[685]. Среди разнообразных новостей в нем сообщалось о готовящихся или прошедших премьерах театральных постановок, вышедших книгах, альманахах и журналах, отдельные разделы посвящались отзывам о литературных новинках. Жанр был популярен в публике и весьма пластичен. К нему плодотворно обращались Белинский[686], Некрасов, И. И. Панаев, А. В. Дружинин, Н. А. Добролюбов и др., хотя в их выступлениях заметно стремление направить «легкую беседу» от «бессодержательной болтовни»[687] к аргументированным выводам социальной и эстетической направленности.

Следует также отметить, что «бессодержательность» и «легкость» «праздной болтовни» и «сиюминутных оценок» объясняются не только развлекательной целью фельетона, предназначенного для широкой и невзыскательной публики. Фельетон представляется таковым неосведомленному читателю – в силу ли его недостаточно широкого кругозора, если он современник, в силу ли недостаточной оснащенности текста специальным комментарием, если фельетон читается много лет спустя. Реконструкция контекстуальных связей проявляет намеки и оценки фельетониста и позволяет более предметно судить о его индивидуальном методе и системе представлений, в конечном счете – о его смысле и посыле.

В статьях Белинского 1830-1840-х гг. последовательно проводится мысль о развитии литературной критики и в свете этих задач – о недостаточности фельетона ввиду его «произвольности во мнениях» (Белинский. III: 170–171).

Отношение Белинского к французской литературе в этой статье звучит достаточно предвзято. В последующие годы оно будет пересмотрено: осмысление французской общественной мысли станет актуальным в его критической деятельности последнего периода жизни и творчества. При этом в приведенном выше суждении этих лет[688] Белинский четко разделяет критику и памфлеты, художественную мысль – и собственно социальную, художественную форму – и публицистическую, «рамки» искусства – и то, что за них выходит. Даже в период максимальной востребованности публицистики в искусстве эти две области для критика не тождественны.

Что касается собственно фельетона, то его легкость, острота, злободневность и способность сочетаться с художественным началом сделали эту жанровую форму чрезвычайно жизнеспособной и актуальной. В «Современнике» Некрасова и Панаева фельетону уделяется внимание, так же как внимательно прочитывается этот раздел в других изданиях[689].

В 1848–1856 гг., после смерти Белинского, фельетонная критика «Современника» широко использовала возможности жанровой формы. В этих фельетонах, в форме легкой, непринужденной болтовни «по поводу», иногда от вымышленного, собирательного лица, иногда с включением в текст поэтических пародий, автор высказывает оценки и суждения о литературе, о театре, о петербургской общественной жизни. Эти оценки лаконичны, они нуждаются в комментариях, в расшифровке. Творчество Некрасова также, хотя и очень лаконично, получает оценки в фельетонах «Современника».

Видная роль фельетонной критики во время «мрачного семилетия» во многом обусловлена цензурными ужесточениями. И именно в то время фельетонные статьи «Нового поэта» (И. И. Панаева) и А. В. Дружинина подвергались резкой критике в «Пантеоне» в «Петербургском вестнике» (например, статьи 1851–1853 гг.). Автором многочисленных анонимных критических статей был, по всей видимости, В. Р. Зотов. Критик указал на прямую преемственность современных фельетонистов отношению к О. И. Сенковскому и сформулировал ту особенность фельетонной критики, которая важна в русле избранной нами темы:

«Еще в старые годы, когда г. Сенковский принял на себя редакцию “Библиотеки для чтения”, Барон Брамбеус старался ввести в моду шутливый взгляд на искусство, и в своей “Литературной летописи” смеялся – впрочем очень умно и остро – над произведениями литературы. <…> При огромном даровании, многостороннем образовании и начитанности г. Сенковского, критические статьи его читались с удовольствием и любопытством, как нечто новое, остроумное, удачно написанное; но вместе с тем никто не видел и не мог видеть в этих статьях иного, кроме веселых и умных парадоксов, над которыми можно было иногда от души посмеяться, но которые все-таки были очень далеки от настоящей литературы и критики в истинном их значении. Потому-то они и не имели никакого влияния на литературу и впоследствии перестали даже забавлять читателей»[690] (курсив мой. – М.Д.)

В рассматриваемый нами период до 1848 г. «натуральная школа» декларировала масштабные задачи, и литературная критика не ограничивалась стремлением к созданию «науки изящного». Критика стиля и метода фельетонной критики не означала ее отрицания, но указывала на ее недостаточность для осмысления национальной словесности и литературного процесса как системы закономерностей.

Выбранные для анализа фельетоны О. И. Сенковского и Ф. В. Булгарина демонстрируют те характерные черты, которые стремилась преодолеть «натуральная школа».

2. О. И. Сенковский. «Библиотека для чтения»

Деятельность О. И. Сенковского наиболее полно освещена в романе В. А. Каверина «Барон Брамбеус». Сенковскому-критику посвящено исследование А. В. Шароновой «Литературная критика О. И. Сенковского, редактора “Библиотеки для чтения” (1834–1848)»[691]. Интересующий нас аспект – оценка творчества Некрасова «Библиотекой для чтения» и лично Сенковским – в научной литературе не отражен. Личное знакомство Некрасова с О. И. Сенковским состоялось