#СпасательныйВертолет #Больница

25327 ♥

Ненадолго очнувшись, я узнаю, что Полосатый Свитер, имени которого я так и не запомнила, является еще и судовым медиком. Он перевязал рану у меня над левым глазом и предлагает обезболивающее. В ушах гудит ветер, все вокруг начинает кружиться, и я вновь отключаюсь.

Когда я прихожу в сознание, голова раскалывается от боли. Открыв глаза, я вижу, что Сумайя держит меня за одну руку, а Доминик – за другую. Я пытаюсь встать, но не могу даже пошевелиться.

– Эй, привет! – перекрикивая шум ветра, говорит Доминик. – Ты вернулась как раз вовремя!

– Для чего вовремя? – непонимающе бормочу я. – Почему я не могу встать?

– Ты привязана к носилкам, – кричит мне в лицо незнакомая женщина. – Как себя чувствуешь?

– Чувствую, что не хочу быть привязанной к носилкам, – говорю я, безуспешно пытаясь освободить руки.

Незнакомка отправляет Сумайю с Домиником на места, напоминает им пристегнуть ремни и вновь обращается ко мне:

– Мы сейчас идем на посадку, так что потерпи еще немного. Держись.

Я почему-то не могу повернуть голову.

– Где мы?

Надо мной вновь нависает незнакомое лицо.

– Приземляемся на военно-воздушную базу под Анкориджем. У тебя травма головы, но мы вот-вот будем в больнице.

Лицо исчезает. Во всем мире нет для меня слова страшнее. Я закрываю глаза и начинаю плакать.

Серьезные взрослые люди, которые умеют контролировать свои чувства, не плачут на публике. Тем более не показывают слез перед девочкой-беженкой, потерявшей родителей при трагических обстоятельствах. Не рыдают так отчаянно, что потом еще целый час судорожно всхлипывают.

Я считала себя серьезным взрослым человеком. Я ошибалась. Открытие само по себе неприятное, но узнать столь горькую правду на глазах у Сумайи с Домиником, которые сочувственно смотрят на меня, чертовски унизительно.

Я не перестаю плакать, когда меня выгружают из вертолета и переносят в машину «Скорой помощи», и продолжаю рыдать всю дорогу до медицинского центра «Провиденс». Там я узнаю, что у меня ничего не сломано, нужно всего лишь зашить рану над левой бровью, и еще целый час всхлипываю.

Женщина-парамедик, которую зовут Сара Амаклак, похлопывает меня по плечу рукой в голубой перчатке.

– Мне надо возвращаться. Тебе уже лучше?

– Извини, – произношу я между всхлипываниями.

– Ничего страшного. Все боятся с нами летать. Тебя хоть не стошнило, и на том спасибо.

– Я не боюсь летать… – начинаю я, но она исчезает, не дослушав моих объяснений.

Как только Сара уходит, ее место занимает Доминик.

– Извини, я все испортила, – говорю я ему.

Во рту горько от ативана, который дала мне медсестра перед рентгеном.

Ник отмахивается от моих извинений, хотя выглядит озадаченным.

– Ты ведь не плакала, когда мы летели на вертолете в Африке?

Его лицо совсем близко, и легкое дыхание на моей щеке успокаивает лучше, чем любое лекарство.

Я прерывисто вздыхаю, но тут появляется медсестра.

– Я только наложу швы, – сообщает она Доминику, – и ты получишь ее обратно. Это недолго.

– Подожду в приемной, – говорит он мне, – а потом побеседуем, ладно?

Я киваю, и медсестра увозит меня в операционную.

Она права. Мне никогда в жизни не накладывали швы, но она работает так быстро, что я даже не успеваю увидеть иголку. Не проходит и десяти минут, как я сижу на лавочке возле больницы, щурясь на весеннее солнце, а Доминик вызывает такси. Не помню, откуда на мне куртка защитного цвета, теплая и уютная.

Доминик садится рядом.

– Такси приедет через пять минут.

– Где Сумайя? – спрашиваю я, осторожно трогая бинт над бровью.

– Не трогай, – говорит Доминик и кладет мою руку себе на колени. –   Осталась на базе. Нас отправят в Ванкувер на самолете военно-воздушных сил, как только мы доберемся до базы.

– Военным самолетом? За чей счет? Они решили, что Сумайя угрожает их безопасности?

– Самолет не американский, а канадский, – смеется Доминик. – Водный бомбардировщик, который помогал тушить лесной пожар. Они все равно летят в Ванкувер, вот и подбросят нас.

– Как мило с их стороны. – Я все еще не очень хорошо понимаю, как он их нашел.

– Думаю, посодействовали ребята из службы спасения, после всей этой свистопляски с вертолетом в Кадьяке.

К нам подъезжает желтое такси; Ник помогает мне сесть на заднее сиденье и устраивается рядом.

– Погоди, – не понимаю я, – какой еще Кадьяк? Разве мы не в Анкоридже?

Он сжимает мою руку.

– Ну да. Только сегодня двадцать четвертое апреля, и ты кое-что пропустила.

И он начинает долгий рассказ.

Снимок: Берингов пролив в апреле

Инстаграм: Пекарь_Ник, [24 апреля]

#Аляска #ИзменениеМаршрута #ПоследнееПрощание

27003 ♥

Что я узнала, пока ехала в такси:

1. Падать с лестницы в шторм – большая глупость.

2. Мой череп частично сделан из гранита.

3. После того как мы чуть не столкнулись с китобоями, те действительно смылись, но у нас отказал двигатель. Капитан Капена подал сигнал бедствия, на который откликнулись спасатели из Кадьяка, Аляска.

4. Спасатели прислали нам вертолет с механиком и топливом. Они забрали меня и моих спутников, вернулись в Кадьяк, заправились и доставили нас в Анкоридж.

5. Я все это проспала.

Такси останавливается. Доминик наклоняется, чтобы рассчитаться с водителем.

– Подожди минутку, – говорит он, – я помогу тебе выйти.

Я распахиваю дверь и выхожу, не дожидаясь помощи.

– Зря ты не даешь себе помочь, – укоризненно говорит он. – Травма головы – дело серьезное.

– Со мной все в порядке, – храбрюсь я. – Это же не сотрясение мозга.

– У тебя может заболеть голова, когда отойдешь от наркоза.

Мы подходим к воротам базы ВВС США. Дует холодный ветер. Из будки выходит часовой.

Доминик вытаскивает из внутреннего кармана сложенную бумажку.

– Вы на самолет спасателей? – говорит солдат, прочтя бумагу. – Покажите паспорта. Мне надо позвонить.