Питт попытался придумать, как выразить охватившие его сильные чувства, но не смог подобрать слова, способные передать его гнев или бесплодную ярость.

– Разумеется, он утешал ее, как мог, – продолжил его собеседник. – Он узнал, что эта презренная особа, претендовавшая на связь с духами, обманывала людей, но Пенелопа не захотела его слушать. Бедняжка, она отчаянно нуждалась хоть в какой-то уверенности в том, что ее дитя по-прежнему живет в каком-то лучшем мире. И ведь сама она могла бы еще жить и жить. С тех самых пор, конечно, Фрэнсис и ополчился против всей этой греховной спиритической деятельности. Время от времени он предпринимал попытки очередных крестовых походов.

– Да, – выдавил Томас, терзаясь от жалости и резкой опустошающей душевной боли, – мне понятны его чувства.

Его голос прозвучал с более ожесточенной горечью, хотя, возможно, эта ожесточенность проявилась неосознанно.

– Да уж, – кивнул Дункан. – Более чем понятны. И нельзя винить его за столь праведный гнев. По-моему, я и сам в тот период испытывал сходные чувства.

Поблагодарив старика, Питт сослался на дела и удалился. Опросы других жителей вряд ли обогатили бы его новыми полезными сведениями. Пора было опять встретиться с самим Рэем и узнать у него, чем именно он занимался в те вечера, когда «Картуш», согласно записям в ежедневнике Мод Ламонт, бывал на Саутгемптон-роу.

В доме на Удни-роуд Мэри-Энн впустила полицейского без единого вопроса, и сам Рэй с улыбкой встретил его на пороге кабинета. Он даже не спросил, хочет ли гость чаю, а сразу послал служанку ставить чайник, велев ей не забыть подать сэндвичи и фруктовые булочки со сливовым конфитюром.

– В прошлом году сливы дали обильный урожай, – воодушевленно пояснил он, входя обратно в кабинет и жестом предлагая Питту расположиться в кресле.

Внезапно старик смущенно прищурился, и его голос вдруг дрогнул, став необычайно мягким.

– Моя жена отлично умела готовить конфитюры, – добавил он. – И больше всего любила сливовый.

Томас чувствовал себя ужасно. Он не сомневался, что вина должна быть написана на его лице при мысли о том, что ему придется копаться в горе этого человека, который так очевидно симпатизировал и доверял ему, не имея ни малейшего подозрения о том, что полицейский приехал к нему не из дружеских побуждений, а по долгу службы.

– Возможно, мне не следует пользоваться вашим гостеприимством, – удрученно произнес Питт. – Да и вам лучше поберечь… – Он умолк, не уверенный в том, что хотел сказать.

– Нет-нет, – заверил его Рэй. – Что за глупости? Просто, к сожалению, малиновый джем уже закончился. Мне, скорее, хочется побаловать самого себя. И я очень рад, что вы тоже попробуете угощение. Право, у нее получались восхитительные конфитюры! – Внезапно взгляд его стал озабоченным: – Или, может, вы не любите сладкого?

– О нет, люблю! Даже обожаю!

– Ну и славно. Тогда мы вместе оценим его вкус, – улыбнулся Фрэнсис. – Итак, расскажите же мне, зачем вы приехали и как у вас дела, мистер Питт. Удалось ли вам выяснить, какой несчастный страдалец обращался к тому медиуму, которого убили?

Но Томас не готов был сразу приступить к этой теме. Он четко продумал план разговора, однако Рэй спутал ему все карты.

– Нет… нет, не удалось, – ответил полицейский. – Хотя, по-моему, это очень важно. Тот человек мог бы, вероятно, прояснить нам, почему ее убили и кто это сделал.

– О боже! – Старик покачал головой. – Как прискорбно! Подобные занятия, знаете ли, вечно порождают зло. Нам не следует заниматься ими. Поступая так, даже с невинными помыслами, мы по собственной слабости призываем дьявола. И уверяю вас, мистер Питт, он такого приглашения не упустит.

Томас пришел в замешательство. Он никогда не думал об этом в таком свете – вероятно, потому, что его вера скорее основывалась на моральных аспектах, чем на метафизике Бога или сатаны, – и уж точно никогда не задумывался о вере в призывание духов. Однако Фрэнсис говорил с непреклонной убежденностью, и выражение лица профессора не позволяло усомниться в его искренности.

Питт решил пойти на компромисс:

– Представляется вероятным, мистер Рэй, что она корыстно использовала грехи человеческие, а именно занималась шантажом:

Ученый покачал головой.

– На мой взгляд, это своего рода нравственное убийство, – еле слышно заметил он. – Несчастная женщина… Боюсь, она слишком жестоко поплатилась за собственные грехи.

От дальнейших рассуждений на эту тему его избавил стук в дверь, и спустя мгновение в кабинет вошла Мэри-Энн с чаем. Нагруженный посудой поднос выглядел ужасно тяжелым, и Питт сразу вскочил с кресла, чтобы перехватить его, испугавшись, как бы девушка просто не уронила поднос, неловко пытаясь удержать его на одной руке, пока закрывала дверь.

– Спасибо, сэр, – смущенно сказала она, немного покраснев. – Но не стоило вам так затрудняться!

– Мне совсем нетрудно, – заверил ее Томас. – Какое великолепное и щедрое угощение! Я и не осознавал, что проголодался, но сейчас у меня определенно прорезался аппетит.

Зардевшись от удовольствия, девушка сделала легкий книксен и почти выбежала из кабинета, вынудив Рэя самого разливать чай, что тот и сделал, с улыбкой поглядывая на гостя.

– Прелестное дитя, – кивнув, заметил он. – Так старается порадовать меня…

Любой ответ прозвучал бы сейчас слишком банально, а содержимое подноса лучше любых слов свидетельствовало о стараниях служанки.

Какое-то время они молча отдавали должное угощениям. Горячий чай оказался на редкость ароматным, сэндвичи – восхитительными, а свежие булочки с изюмом и хрустящей корочкой, щедро сдобренные маслом и густым кисло-сладким конфитюром, выглядели удивительно аппетитно.

Попробовав одну из булочек, Питт с восторгом оценил ее вкус. Рэй внимательно наблюдал за ним, желая, ни о чем не спрашивая, догадаться, действительно ли ему нравится сливовый конфитюр.

Томас боялся, не прозвучат ли его слова фальшиво, если он начнет восторженно расхваливать варенье – любое, даже невольное проявление снисходительности было бы хуже туманного молчания. Жалость могла быть крайне обидной. Но и равнодушие тоже было недопустимо – ведь его одобрение могло прозвучать неуместно вяло.

– Мне неловко доедать остатки конфитюра, – произнес полицейский в итоге с набитым ртом. – Вас не порадуют столь прожорливые гости. У него такой приятный и тонкий вкус! И сахара добавлено в самую меру, ведь приторность могла бы заглушить сливовый аромат… – Он глубоко вздохнул, подумав о Шарлотте и Войси, а также обо всех возможных утратах, которые могли уничтожить все, что было так дорого ему в этом мире. – Честно говоря, я еще не пробовал более вкусного мармелада, чем тот, что готовит моя жена, – добавил он затем и сам ужаснулся, услышав, как охрип от волнения его голос.

– Неужели она тоже необычайно искусна? – спросил Рэй почти спокойно, стараясь подавить горестные чувства.