Спустя четверть часа из аэропорта вылетел вертолет, который позже должен был разбиться. Только вот Сперанского и его семьи на борту не было. Они улетели на другом вертолете. И для всех стали мертвыми.

Официально они погибли в авиакатастрофе.

А Полина так и не написала. И Барс ее понимал. Наверное, его девочке просто стало страшно. За это нельзя осуждать.

Фокус с вертолетом удался. Старику все-таки удалось обмануть врага. И они улетели в другой город. Ирония судьбы это была или нет, но это оказался родной город Полины, в который она так мечтала вернуться. Затаились в доме какого-то другая отца, который помогал. Барс только и ждал момента, что сбежать. Как без него будут Лорд и Обед? И что с друзьями? А Полина… Ей, наверное, страшно. Она ведь так и не написала на почтовый ящик, который Барс то и дело проверял. А может быть, она вообще не поверила. И считает мертвым, как все остальные.

Барс видел по телевизору многочисленные репортажи об авиакатастрофе и смерти всей семьи Сперанских. И ему самому было не по себе, когда о нем говорили, как о мертвом. А когда он увидел кадры с кладбища, то и вовсе едва не сошел с ума. На похоронах были одноклассники и друзья. Их снимали издалека, но Барс отчетливо видел Леху и Вала. А еще – Полину, которая стояла чуть в стороне с таким лицом, будто весь мир рухнул.

Это были лишь несколько кадров, снятых оператором издалека, но сколько в них было боли. Барс вскочил с места и, зарычав, начал бить кулаком по стене. До крови. Синеглазка не поверила. Наверное, решила, что его сообщение – розыгрыш. Или вообще не дошло. Мало ли что случилось?

Перед глазами стояло лицо Полины, в котором читались такие тоска и потрясение, что хотелось выть. Барс бил и бил кулаком, пока на стене не появилась кровь. И только тогда бессильно опустился на диван и закрыл голову руками. Он никогда не думал, что станет заложником прошлого собственного отца.

Как же он его ненавидел в эти часы! Просто до изнеможения! Сначала он маму у него забрал, теперь – любимую девушку. Всю жизнь забрал1 все испортил!

Хотелось найти Старика и вмазать ему по роже. Почему он, Барс, должен расплачиваться за его ошибки?! Старик наживался, подставлял людей, творил, что хотел, а теперь его дети должны расхлебывать?! Какое же он дерьмо!

В тот вечер Барс хотел сбежать. Четко решил для себя, что должен свалить, пока не поздно. Вернуться в родной город, отыскать друзей и Полину, все объяснить… Но не вышло. В его комнату без приглашения зашел Старик. Может быть, он почувствовал, что сын хочет сбежать. А может быть, просто хотел отыграться на нем. В итоге они поругались. Стояли друг напротив друга и кипели от ярости. Старик к тому же еще и выпил – стал агрессивнее.

- Я твой отец. И ты будешь делать все, что я тебя сказал. Усек? – спросил он с угрозой в голосе.

- Да какой ты мне отец? – усмехнулся Барс. – Угомонись, Старик.

- Я сказал – будь почтительнее.

- Пошел ты.

Барс получил по лицу – не кулаком, а ладонью. От оплеухи загорелась щека. И душа – тоже.

- Ты ведь меня ненавидишь, Старик, - продолжал Барс с вызовом. – Зачем с собой взял? Пусть бы грохнули. Какая тебе разница?

Старик смотрел на сына глазами, которые казались красными из-за воспалённых сосудов. Презрительно смотрел – по крайней мере, так казалось парню.

- Да жалко мне тебя, малолетку. И рот свой сейчас открывать не смей. Иначе по стене размажу. – Старик не шутил.

- Ты ведь нормальный отец, - неожиданно для самого себя сказал Дима. – К дочерям относишься иначе. Любишь их. А я у тебя как боксерская груша. Почему?

- Потому что девочек родила не шалава, а нормальная женщина, - выдал вдруг тот.

Старику не стоило говорить этого. В висках словно сотня барабанов забило, а воздуха стало не хватать. Внутри будто порвалась последняя цепь, которая сдерживала эмоции. Боль, гнев, ненависть. Обиду – старую детскую обиду, с которой Барс прожил всю жизнь.

- Значит, моя мать шалава? – тихо спросил он, и его грудная клетка тяжело поднималась и опускалась от переполняющих эмоций, а на скулах горели красные пятна. – А зачем ты сделал ее своей любовницей, дорогой папочка? Сначала задаривал подарками, возил всюду, обещал жениться. А потом кинул, когда она забеременела. Я ведь все знаю, папуль. Знаю, как ты дал ей бабки на аборт. Как узнал о том, что она не стала его делать и решила родить меня, потому что срок был поздний. Как сказал, что помогать не будешь, потому что ребенка она нагуляла. Мне обо всем еще в детстве рассказали.

- Закрой рот или пожалеешь, - произнес Старик неожиданно холодным голосом. Его глаза остекленели. Он не хотел это слушать.

- Она ведь потом пить начала из безысходности, - продолжал Барс, словно не слыша отца. – Потому что тебя, урода, любила. А ты уже с ее подружкой по курортам гонял. А потом женился. Где ты был, папочка, когда она бухала с утра до ночи, а я был ребенком? Развлекался? Радовался жизни?

Старик замахнулся, чтобы ударить его, но Барс не позволил сделать этого. Перехватил его руку. И наверное только тогда Старик понял, насколько сын сильный.

- Больше на меня руку не поднимай. Не позволю, - процедил сквозь зубы Барс. – А если нужно будет, вмажу так, что не встанешь.

Сперанский опустил руку, опаляя сына странным взглядом. Оценивающим.

- А ты все же с характером, щенок, - усмехнулся он. – Но только посмей ударить отца – зашибу.

Барс хрипло рассмеялся.

- Старик, да ты фантазер! Нет у меня никакого отца! Это теперь ты мне говоришь, что мой отец. Да мне сейчас плевать, кто ты. Ты никто. Ты мразь, из-за которой я прежней жизни лишился! Мне раньше отец нужен был. В детстве. Когда мать уходила и меня одного на два дня оставляла. А мне приходилось жрать остатки хлеба. Или слипшиеся макароны из кастрюли выковыривать. Или когда она алкашей к нам домой приводила и меня били, потому что я болел и ревел, им мешал. Или когда в школу не с чем было идти, и соседи собирали портфель из жалости.

Лицо Старика оставалось непроницаемым, а кадык дернулся.

- А знаешь, когда больше всего нужен был? – глухо спросил Барс, глядя сквозь отца – он словно видел картины из прошлого. – Когда я домой пришел после школы, а она… висела… И… - Он начал задыхаться. – В своем платье, которое… которое ты подарил. А на столе моя фотка и записка: «Сыночек, прости». Я увидел и убежал, потому что… потому что страшно было. И кричал так, что весь подъезд слышал. Только ты не слышал.

Отец опустил глаза. Впервые за все время не выдержал взгляда сына, блестящего от слез.

- Вот тогда бы мне нужен был, папуль, - продолжал Барс, резким движением вытерев глаза. - А сейчас, прикинь, я вырос, и в тебе не нуждаюсь. Ах да, ты нашел меня после ее смерти, сделал экспертизу и понял, что я реально твой сын. И тебе пришлось меня тянуть. Купил дорогую квартиру, отправил в престижную школу, стал давать деньги. Только ты мне отцом так и не стал. Ты так и остался никем. А теперь еще и жизнь мне разрушил. Я сваливаю, понял?