Дарий сознавал это ничуть не хуже.

Молодец уже давно решил просить ее руки у Себастьяна. Отказа он не страшился, критических недостатков за собой не наблюдал. Если понадобится – убедит и невесту, и все ее семейство в том, что лучшего зятя им не сыскать и среди формально благородных.

Только сам не мог еще ответить на вопрос: как устроится их дальнейшая жизнь?

Виола ни за что не бросит "Щепку" ради него – тут он иллюзий не питал и даже напротив, немножко гордился увлеченной преданностью своей избранницы ее маленькому долгу.

"Жених" в свою очередь был не меньше верен делу оружейной. Злосчастный конкурс – отнюдь не последний, интересы двух мастерских будут пребывать в постоянном трении. Сейчас их удавалось оборачивать шуткой, но для семейного единения соперничество и профессиональные секреты станут вечным камнем преткновения.

Он обязательно скоро сочинит удачный выход, но пока остается держать себя в руках и проявлять лишь допустимое ролью соседа малое попечение.

– Виола Базилевна, идемте в "Опята", разделим обед, – вздохнул он философически. – Не стоит нам быть здесь без Себастьяна Базилевича. Я уже наговорил какой-то чуши.

Виола глянула на него все еще с подозрением, но, подумав, снизошла любезно:

– Извольте подождать на крыльце, мне нужна половина часа для сборов.

Из которой десять минуть уйдут на перемену платья и двадцать – на то, чтобы уняться и перестать так явно демонстрировать, что трепетная ревность Дария доставляет ей немалое довольство. Впору порадоваться, что предательский румянец сойдет за последствия плача.

Кавалер покинул дом покорно и, лишь оказавшись на улице, попустил себе довольно улыбнуться, даже подмигнул котам, еще чаявшим проблеска его совести и возврата творога.

Выглядел он, конечно, ослом. Зато маленькая комбинация отвлечения девицы от утренней мороки совершенно удалась, а у него впереди еще половина дня.

Когда-нибудь они вместе посмеются над его проделкой с чересчур эффектными муками ревности – и разумница Виола сумеет оценить эту жертву повыше "крох надменного внимания".

Земский Приказ

В Итирсисе май, 15, понедельник

Присутствие оказалось ужасно старым.

Деревянная постройка выросла еще в те времена, когда Приказы были малочисленны, поэтому в ней поместили сразу Земский и Полоняный. Спустя полвека возвели крыло и для Оружейного – из камня и по новым канонам. Сей третий Приказ обладал большим простором и сплачивал завистью соратников из первых двух, однако и сам давно перешагнул почтенный возраст.

Совсем уж ветхости избегали милостью магов-хозяйственников – укрепить подпоры или подновить побелку было для них делом обычным. Зато скрипело здесь все, что могло – тут они с искусностью государевых людей годами перекладывали ответственность друг на друга.

Три ведомства окружили общий внутренний двор, утоптанный часами совместных передышек, но на улицу смотрели каждый своей парадной.

Полоняный Приказ был беспечен и на рассвете еще спал, Земский уже рьяно хлопал створками, а около Оружейного мужики меняли вздутую булыжную кладку – истовая рука его высочества нового оружничего достигла и мостовой.

Себастьяна, разлученного с сестрою, провели недрами Земского и в тесном казенном кабинете представили пред очи Диего Бернардовича.

Старший господин Алвини некоторое время изучал его с очень знакомым высокомерным прищуром, задал десяток формальных вопросов, но не покидал границ корректности. Себастьян хранил выдержанный тон, в свою очередь найдя удобный момент осведомиться о причинах своего здесь нахождения.

Диего будто ждал этого вопроса, проверяя, как далеко простирается смирение молодого аристократа, и охотно перевел разговор на поручение, которое имел для него магический отдел.

– Можем ли мы рассчитывать на вашу помощь и ваше молчание, господин Карнелис? – спросил он, доверительно снижая голос.

Прожженный манипулятор воздержался от пафосных конструкций наподобие “Отечество взывает” или “исполните свой долг”, но Себастьян, выросший в забытом поместье угасающего рода, ощутил их словно сам собою.

До приезда в столицу амбиции не числились его слабостью. Фамилия их была скромной, не обладала даже “былым величием” и не взывала к возрождению. Юноша никогда не помышлял о чем-то большем, чем просто сбережение наследованной чести. Личная карьера его манила еще меньше – близкие кивали, радовались бытовым изобретениям, но увлечение архаичным древокодом всерьез их не впечатляло. Сам он тоже прекрасно знал, как далек даже от средних магов Ладии.

Кстати, в те годы именно сестра наперекор другим убеждала его в ценности приобретенных знаний – скучными прожектами она восхищалась взахлеб.

Тогда она еще не строила своих знаменательных планов, но уже увлеклась шарльскими журналами, где деятельные заморские леди делились успехами своих предприятий.

Худые желтые странички добирались до "Ближних улиток" через год после выпуска, и сестра даже не была первой их владелицей – выписывать свежие издания семья бы не потянула. Однако Виола верила в актуальность доставленных ими знаний.

Себастьяну она жарко зачитывала, излюбленные выдержки:

– Не нужно стесняться быть самим собой и стыдиться необычного направления магии! – (ему и в голову не приходило, что этого можно стыдиться).

– Глубина твоих работ уже позволяет зваться полноценным чародеем! – (что-то про синдром самозванца).

– Ты имеешь право разбогатеть на своем таланте подобно любому магу! – (где-то здесь она и сама начала задумываться).

Заморские купчихи также слаженно призывали идти за своей мечтой и слушать свое сердце, но на полях у таких заявлений Виола позволяла себе ставить знаки вопроса соком сорванной травинки.

Она находила, что разум все-таки тоже не зря человеку Богом выдан, но коли с головой беда, то цепляться стоит хотя бы за нравственные устои – как, например, поступила она сама.

Ей стукнуло опасные семнадцать, когда в уездную жизнь ворвался молодой кавалерист и не иначе как на безрыбье выбрал Виолу объектом своего "обожания".

Что ей тогда говорило сердце, стыдно было даже слушать, но на момент вмешательства брата, она уже с негодованием отринула планы совместного побега. В тот же год поклонник расточил имение и отбыл, по слухам, пытаясь где-то жениться на состоятельной вдове. Судьба его потерялась, но Виола укрепилась в своем недоверии сердечным порывам.

Она, разумеется, тоже отправилась за своей мечтой в столицу, но в сопровождении рассудка и, еще надежнее, – рационального брата, которого заставила поверить, что место в Итирсисе такому чародею она непременно отыщет.

Порой только благодарностью за рьяную поддержку и объяснялось нынешнее терпение юноши к ее сумасбродным идеям.

Этой зимой в столице Себастьян быстро обнаружил себя в ряду людей, не лишенных некоторого пиетета окружающих. Виола верно подметила заразивший его магический апломб, впрочем, содержимый под свойственным брату контролем. Польщенный уважительным отношением заказчиков “Щепки”, он все еще скорее увлекался