– Говорит мэр… Немедленно ко мне! С оружием! Чрезвычайная ситуация!

Матушка, стоявшая около мойки, медленно развернулась. В руке она держала длинный нож. Борис Егорович, трясясь, произнес:

– Мамочка, ты не поверишь, что сейчас произошло! Ты оказалась права насчет Анжелики – я ввел паршивку в нашу семью, а она попыталась меня убить! Ну ничего, ей это даром не пройдет. Я ее уничтожу!

Матушка, шаркая, приблизилась к нему, и, взглянув в ее лицо, Борис Егорович увидел бездонные черные глаза. Такие же, как у Анжелики! Женщина размахнулась – и нож непременно воткнулся бы Шабунину в грудь, если бы мэр не успел увернуться.

– Мамочка, это же я, твой единственный и горячо любимый сын! – воскликнул мэр, но та, не слушая его, снова замахнулась. Лягнув мамочку в живот ногой, мэр вылетел из кухни и метнулся к входной двери.

Да что же такое происходит? Неужели и мамочка спятила? Старческий маразм? Болезнь Альцгеймера? Внезапное буйное помешательство?

Распахнув входную дверь, Борис Егорович, ничуть не смущаясь того, что полностью обнажен, вывалился в коридор. Двери лифта, тренькнув, разъехались, и он увидел одного из охранников.

Облегченно вздохнув, мэр воскликнул:

– Там, там, в квартире! Анжелика и мамочка! Их надо утихомирить! Не понимаю, что с ними!

Охранник медленно извлек из кобуры, висевшей на бедре, пистолет. А затем навел оружие на Бориса Егоровича. И мэр в ужасе заметил его глаза – без белков и зрачков, словно заполненные тьмой!

Прогремел выстрел. Бориса Егоровича отбросило в сторону, он ощутил адскую боль в руке и понял, что взбесившийся идиот охранник попал в него. Мэр ринулся обратно в квартиру и захлопнул дверь перед носом мужчины. Прогремел еще один выстрел, и в створке образовалось отверстие.

Да что же такое? Борис Егорович, дрожавший как осиновый лист, ничего не понимал. Сначала Анжелика, потом мамочка, а теперь еще охранник! Почему они вдруг взбесились, отчего решили напасть на него? И их глаза, эти нечеловеческие черные глаза…

Дверь стала содрогаться под ударами извне. Борис Егорович заметил мамочку, медленно шествовавшую в его сторону с кухни. В руках у нее был нож. Градоначальник судорожно обернулся и заметил Анжелику, с шарканьем спускавшуюся с лестницы. А у нее в руке была окровавленная пилка для ногтей.

Затравленно съежившись, мэр бросился в гостиную. Там, на софе, пузом кверху возлежала Светочка. Лицо она прикрыла ладонями. Борис Егорович ринулся к ней и прошептал:

– Господи, что здесь творится! С тобой все в порядке?

Светочка оторвала руки от лица, и Борис Егорович увидел, что из глаз у нее течет кровь. А сами глаза… У нее тоже были страшные черные глаза! Басовито кряхтя, дочка впилась отцу в шею мясистыми ручищами. Затем повалила Бориса Егоровича на пол и, оседлав его, принялась душить.

Собрав последние силы, мэр сбросил с себя дочку и пополз в направлении зимнего сада – оттуда имелся выход на крышу. Лишь бы уйти, лишь бы спастись…

Внезапно в его мозгу словно щелкнуло, и вспомнились слова того сумасшедшего, который напал на него в телецентре. Парень вопил что-то о страшном вирусе, о том, что люди станут монстрами… Неужели это и произошло? Вакцинация! Но ведь ни мамочка, ни Анжелика, ни Светочка прививок не делали! Только он сам! А в итоге сошли с ума именно они, а Борис Егорович был цел и невредим. Во всяком случае, пока…

До мэра донесся неприятный звук. Это было шарканье нескольких пар ног. Обернувшись, Шабунин увидел трех любимых женщин – мамочку с ножом, Анжелику с пилкой и Светочку со зверским выражением лица. Они медленно надвигались на него. Борис Егорович, рыдая, понял, что никуда ему не убежать.

В этот момент в гостиную вошел охранник, который все-таки справился с входной дверью. Мужчина навел на Бориса Егоровича пистолет. Мэр, воздев к потолку руки, простонал:

– Не стрелять! Я запрещаю стрелять! Это же я, Шабунин!

И тут три женщины с урчанием бросились на него…

Федор проснулся внезапно. Ему показалось, что рядом кто-то истошно завопил. Несколько секунд он не мог понять, где находится, и только потом сообразил, что вовсе не у себя дома, а в городской клинической больнице проклятого городка Нерьяновска. Чувствуя, что у него затек левый бок, журналист попытался перевернуться на правый, однако не вышло – правая рука, как выяснилось, была прикована к кровати, на которой он лежал.

Крылов шумно вздохнул и откинулся на подушку. Вот ведь ввязался в историю! Но теперь поздно было сожалеть о случившемся. Собственно, Федор и не сожалел. Плохо только, что повел себя так глупо. Там, в телецентре, ему заехали в лицо массивной камерой, поэтому-то он и оказался в больнице. Кажется, получил сотрясение мозга.

Федор потряс рукой, прикованной к кровати, и шумно вздохнул. С ним обращаются, как с закоренелым преступником! Но хорошо, что не заперли в каталажку. Уж лучше больница, чем КПЗ…

Журналист прикрыл глаза – и вдруг снова услышал дикий вопль. Значит, ему не почудилось и не приснилось. В больнице что-то случилось? Или просто пациенты, мучающиеся от боли, так орут?

Он дотянулся до кнопки у изголовья кровати и нажал ее. Вообще-то должна была появиться медсестра, но этого не произошло. Федор снова нажал на кнопку. Дверь палаты наконец распахнулась, и на пороге возник перепуганный милиционер, дежуривший в коридоре.

– Черт, тут такое творится! – вскричал он. И выбежал вон.

Вслед за тем из коридора донеслись несколько выстрелов. Федор приподнялся и сам завопил:

– Эй, что там происходит? Почему стреляют? – Затем потряс наручниками и добавил: – Отцепите меня! Живо! Мне надо в туалет!

В коридоре мелькали тени. До Федора доносились крики, стоны и дикий хохот. Да что ж такое, в конце концов? Вдруг послышался хриплый голос охранника:

– Нет-нет, не подходи ко мне! Я же сказал, не подходи! На, получи!

Вслед за тем прогремел еще один выстрел, а потом раздалось утробное рычание, перешедшее в противное чавканье. Федор похолодел и вжался в кровать. Так и есть, это вирус! Вирус «Легион»! Неужели больница превратилась в поле брани?

В дверях возник силуэт медсестры. Но в каком она была виде! Униформа забрызгана кровью, лицо походит на маску, и глаза, ее глаза… Это были глаза школьника Димы Сазонова и майора Блинова!

Медсестра, шаркая, приблизилась к Федору. В руках она держала скальпель, с которого стекала свежая кровь. Издав рык, медсестра кинулась на Федора, явно желая всадить в него хирургический нож.

Журналист извернулся, и скальпель вонзился в матрас. Медсестра вскочила на кровать и протянула к Федору скрюченные руки. Ловким точным ударом журналист ударил ее в лоб пяткой, и медсестра кувырком слетела с кровати на пол. Федор тоже сполз с постели. Его рука была по-прежнему прикована наручниками к стальной перекладине.

Медсестра, взвыв, снова возникла перед ним. Крылов пнул ее ногой в живот, и женщина отлетела к противоположной стене. Любого другого человека такой удар вывел бы из строя, причем надолго, но медсестра без промедления вскочила на ноги и опять полезла на журналиста.