— Я взял только один горшок, — сказал Аркониэль Колину, не желая делиться добычей. Если огонь Сакора разделить, его сила уменьшится.

— Да мне и не надо, — пробормотал Колин.

Он присел на корточки и стал ковырять почерневшую траву под дубом серебряным ножом; дождь ручьями стекал по его спине. Витнир занялся тем же самым по другую сторону дерева и вскоре выпрямился с торжествующим криком:

— Глядите, мастер Колин, какой большой!

Он перебрасывал с ладони на ладонь что-то черное, как испеченная в золе лепешка. Это был неровный, перепачканный землей черный камешек размером примерно с мужской палец.

— Отличный! — воскликнул Колин, беря находку и подставляя под дождевые струи, чтобы остудить.

— Что это такое? — спросил Аркониэль. Колин выглядел таким же довольным своей добычей, как Аркониэль — своей.

— Небесный камень, — ответил Колин, протягивая «палец» Аркониэлю. — Он впитал в себя силу молнии.

Камень был еще очень горячим, но Аркониэль ощутил в нем что-то кроме обычного жара, некую едва уловимую вибрацию, вызвавшую легкое покалывание в его ладони.

— Да, чувствую. И что ты будешь с ним делать?

Колин протянул руку, и Аркониэль неохотно вернул ему находку.

— Много чего, — ответил Колин, перекатывая камень в ладони, чтобы остудить. — Можно продать и жить на это пару месяцев, если найти хорошего покупателя. Он не дает остыть железу в молодой кузнице и помогает встать петушку у стариков.

— Ты имеешь в виду бессилие? Никогда не слышал о таком способе лечения. И как он работает?

Колин опустил камень в кожаную сумку на поясе.

— Мужчина должен привязать его к своему хозяйству красной шелковой нитью и оставить так до грозы. Как только он увидит в небе три вспышки, его сила восстановится. По крайней мере на время.

Аркониэль недоверчиво фыркнул. Такие народные «лекарства» чаще всего бывали простыми суевериями, прижившимися в умах необразованных людей, магией сочувствия, которая имела отношение скорее к отчаянию доверчивых простаков, чем к какой-либо природной силе так называемого лекарства. Скорее всего, это было одним из тех мошенничеств, из-за которых о волшебниках шла дурная слава. И в то же время Аркониэль ощутил в камне какую-то энергию. Довольные, Колин и Витнир ушли со своей находкой. Дождь колотил по крышке огненного горшка, когда Аркониэль торопливо возвращался к замку следом за ними.

Витнир постепенно замедлял ход, пока не оказался рядом с Аркониэлем. Не говоря ни слова, он сунул что-то в руку волшебника, а потом догнал Колина. Аркониэль увидел в своей руке такой же теплый грязный камень. Усмехнувшись, волшебник опустил его в карман, чтобы исследовать позже.

Дождь немного утих. На полпути через луг Аркониэль услышал далекое звяканье упряжи на алестунской дороге. Колин тоже услыхал эти звуки.

Аркониэль сунул ему в руки огненный горшок.

— Отнеси это ко мне в мастерскую и сидите там оба. Не шумите, пока я за вами не пришлю.

Они побежали через мост. Колин и мальчик исчезли за главными воротами, а Аркониэль поспешил к пустой казарме. Там он подбежал к окну, выходившему на дорогу, и стал смотреть сквозь щель между ставнями. Дождь снова усилился, и Аркониэль ничего не видел дальше моста, но обнаружить себя боялся.

Вскоре до него донеслось громкое фырканье и поскрипывание упряжи. Из-за завесы дождя появился коричневый с белым бык, волоча за собой телегу с высокими бортами. На скамье возницы сидели двое, закутанные в плащи. Сидящий рядом с возницей откинул капюшон, и сердце Аркониэля подпрыгнуло: это была Айя, она открыла лицо, чтобы ее узнали те, кто наблюдал за ее приближением из крепости. Возница сделал то же самое и оказался молодым светловолосым человеком с чертами лица, напоминавшими ауренфэйе. Это был Эйоли из Кеса, молодой заклинатель дождя, взятый в свое время в сиротский приют Виришан. Наконец-то Айя привезла еще кого-то в их укрытие. А то, что они приехали на телеге, вселило в Аркониэля надежду, что там спрятан еще кто-нибудь.

Хотя сама Виришан и не была сильной волшебницей, она завоевала большое уважение Айи тем, что собирала детей, родившихся с даром, из бедных семей, спасая их от нищенского существования в грязных портовых районах и на задворках больших городов, где с такими детьми из-за их талантов обращались крайне плохо либо злоупотребляли их способностями, а то и просто убивали по невежеству.

— А, вот ты где, и в такое ненастье! — воскликнула Айя, когда Аркониэль вышел им навстречу.

Эйоли остановил быка и протянул руку Аркониэлю. Поднявшись на грязную и скользкую подножку, Аркониэль заглянул в телегу. Там оказалось пятеро детей, съежившихся среди мешков, но их воспитательницы и защитницы с ними не было.

— А где ваша мистрис? — спросил Аркониэль, когда телега снова тронулась с места.

— Она умерла от лихорадки прошлой зимой, — ответил Эйоли. — И вместе с ней умерли двенадцать детей. С тех пор я взял на себя заботу об оставшихся, но трудно добывать пропитание с такими малыми способностями, как у нас. Твоя мистрис нашла нас в Кингспорте, где мы просили милостыню, и предложила убежище здесь.

Аркониэль повернулся к дрожащим детям. Старшие трое были девочками. Два мальчика были ровесниками Витнира.

— Добро пожаловать. Скоро вы согреетесь, обсохнете, и мы вас как следует накормим.

— Спасибо, мастер Аркониэль. Я рада видеть тебя снова, — сказала одна из девочек, снимая с головы насквозь мокрый капюшон. Аркониэль увидел, что она была уже почти взрослой и очень хорошенькой, с большими голубыми глазами и льняной косой. — Я Этни, помнишь?

— Маленькая дрессировщица птиц?

Когда он видел ее в последний раз, она была еще настолько мала, что ее можно было сажать на колени.

Этни усмехнулась и подняла со дна телеги птичью клетку с двумя коричневыми голубками.

— Ты тогда помог мне, а теперь я могу показать несколько фокусов с ними, — горделиво сказала девочка.

«Как приятно их видеть!» — подумал Аркониэль, гадая, не сядет ли Этни снова к нему на колени. Устыдившись собственных мыслей, он постарался выкинуть из головы всякую ерунду. Но как бы то ни было, Этни оказалась первой хорошенькой девушкой, которую он увидел с тех пор, как нарушил обет целомудрия в постели Лхел. Внезапно он ощутил разлившееся по телу тепло и забеспокоился.

— А мы? Нас ты помнишь? — затарахтели девочки помладше, предъявляя ему два абсолютно одинаковых личика. Даже голоса у них были неразличимы.

— Рала и Юлина! — вспомнил Аркониэль.

— Ты завязал нам узелки на счастье и пел баллады, — сказала одна из сестер.

Аркониэль улыбнулся им, но продолжал ощущать на себе взгляд Этни.

— А это что за ребята? — спросил он.

— Это Данил, — сказала одна из близняшек, обнимая темноглазого мальчика.