Усадив Марину на себя верхом, он заскользил ладонями по бедрам, талии, обхватил грудь с острыми коралловыми вершинками. Игры и голод мгновенно остались позади. От силы желания, которое накрыло его, дыхание сбилось. Словно и не было длинной ночи. Ни криков, ни стонов, ни опустошительных, сжимающих виски оргазмов — как приснилось.

— Хочу тебя, — голос охрип, а взгляд упал ниже, на узкую полоску темных волос.

Весь мир, казалось, сузился до этой бархатистой подпухшей плоти.

— Очень? — словно издеваясь, Марина откинулась на руках и потерлась о него бедрами. Вверх-вниз, вверх-вниз.

Это был садизм. Мышцы живота окаменели от напряжения, а в паху заныло с такой силой, что Аарону пришлось стиснуть зубы.

— Ты даже не представляешь, в какую опасную игру ввязалась, — выдохнув со свистом, предупредил он.

В ответ на его слова Марина повторила движения. Вверх-вниз. Глаза в глаза. Уже влажная плоть так медленно скользила по нему, что кишки в узел скручивало. Наверное, если бы сейчас эта несносная женщина снова попробовала сбежать, он бы взял ее так жестко, чтобы вообще не смогла ходить. Поселил бы в этой кровати. Ела бы с рук, а вместо слов — лишь стонала от удовольствия.

— Нравится? — словно издеваясь, спросила бесстыдница.

Закрыв глаза, Берг сделал глубокий вдох. Нужно было хоть немного умерить пыл. На ласку, на поцелуи. Но безумие уже плескалось на горизонте, и противостоять ему не было сил.

— А, к черту! — разорвав упаковку неизвестно откуда взявшегося презерватива, он быстро раскатал его, а затем рывком нанизал на себя Марину. Экспрессом в рай.

— А-а-а-а-рон… — Еще миг назад игривая и дерзкая, Рогозина тут же растаяла. С губ сорвался тонкий, выворачивающий душу на изнанку стон… Стройные длинные ноги крепко сжали его бедра, и грудь мягко колыхнулась навстречу первому толчку.

Чуть не кончив, Аарон уперся макушкой в изголовье кровати и закрыл глаза.

— Я подохну под тобой, — отодвинув ее за бедра, он вновь резко потянул на себя. — Но это точно будет самая лучшая смерть на земле.

* * *

Хозяин маленького кафе на берегу нарадоваться не мог своим первым утренним посетителям. Мало того, что одежда выдавала в них состоятельных людей, так еще пустые тарелки обещали удачу на весь день. В приметы хозяин верил свято. Везеньем, как и хорошими чаевыми, он раскидываться не привык, потому, отправив нерасторопную по утрам официантку помогать на кухне, обслуживал первых посетителей лично.

— Мне кажется, я сейчас лопну, — молодая женщина в легком оранжевом сарафане положила руку на свой плоский живот и как кошка сладко зажмурилась.

— О нет! — красивый голубоглазый мужчина в простой белой майке и голубых джинсах, весело рассмеявшись, пододвинул поближе к своей спутнице тарелку с ассорти из маринованных оливок. — Еще недавно кто-то грозился умереть от голода. Нужно спасать.

— Я не могу, — его спутница, как маленькая девочка, надула свои пухлые губы.

— Ты ведь так хотела попробовать их. Давай! Нам еще сжигать и сжигать калории.

— Аарон, ты невыносим! Самый невозможный тип из всех, кого я знала. — Для возмущенной вид у девушки был уж очень счастливый.

— Кажется, мы уже выяснили, что в твоей жизни не было достойных мужчин. — Чеширский кот позавидовал бы улыбке мужчины. — До меня.

— Еще немного, и я ослепну от сияния твоей короны.

Красавица откинулась на спинку кресла и звонко рассмеялась.

— Разрешаю закрыть глаза, — спутник пальцами взял из тарелки темно-зеленую оливку и поднес к ее губам. — С закрытыми глазами и занятым ртом ты мне нравишься еще больше.

Девушка вспыхнула. Резко наклонилась к столу.

— Ах так… — в глазах заплясали такие огоньки, что наблюдавший за ними хозяин кафе смущенно отвел взгляд. — Кушай сам.

— Уверена?

— Да!

— А как же ты? — с вызовом. — Сама заказала.

— А я… буду другую, — красивый пальчик указал на крупную бордовую оливку — Эту!

— Эм… — мужчина замялся.

— С ней что-то не так? — девушка выгнула бровь.

Хозяин уже хотел броситься на выручку и предупредить об остроте, но спутник красавицы его опередил.

— Интересный выбор. Тебе обязательно нужно ее попробовать, — он вложил оливку в приоткрытые женские губы и, склонив голову набок, стал наблюдать.

Казалось, в кафе вот-вот разразится скандал. Державший в руках графин с соком владелец быстро налил себе полный стакан и выпил залпом. Пару секунд ничего не происходило, а потом глаза девушки широко распахнулись.

— Проклятие! — она часто задышала, хватая воздух открытым ртом. — Перченая какая! Губы жжет! Аа…

— Вот как бывает, когда не доверяешь моему выбору, — наставительно произнес ее спутник и протянул воду.

Взяв стакан в руки, девушка замерла.

— О нет! Ты меня обманул! — она указала на еще одну бордовую оливку. — Теперь твоя очередь.

— Не-е-ет, — собеседник рассмеялся. — Ни за что.

— Давай-давай! — тарелка с оливками заскользила в сторону мужчины. — Будем страдать вместе.

— Я пас!

— Ну, раз так…

Месть последовала незамедлительно. Красавица быстро оглянулась по сторонам, откинула волосы назад и, дотянувшись губами до своего визави, страстно его поцеловала.

Хозяин кафе хотел бы отвернуться, но радость и искренность этой пары так и приковывали взгляд. Не нужно было ни колец на пальцах, ни своры детишек, чтобы понять, что они не просто наслаждаются обществом друг друга, а влюблены без памяти. Прикосновения, улыбки, поцелуй — оба разве что не светились как лампочки.

За много лет хозяин видел за своими столиками слишком много пар. Близость к морю и вкусная еда как магнитом притягивали посетителей. Но одно оставалось неизменным: почти никогда пары, покинувшие в обнимку кафе вечером, не возвращались вместе снова. А такие, как сегодняшние, утренние, приходили и через год, и через два, и через десять лет, словно только вместе и могли существовать.

Все утро Марину не покидало странное ощущение, что она попала не просто в другую страну, а как Алиса — в сказочное Зазеркалье. Солнце больше и ярче, чем в Питере. Запах не сырости, а моря. И главное — сила тяжести — здесь она точно была меньше. Казалось, прыгнешь на месте и улетишь.

Второй раз за лето она окунулась в атмосферу Тель-Авива, и снова эмоции устроили бойкот разуму. То ли солнце напекло ее несчастную голову, то ли от удовольствия все извилины стали прямыми, но не хотелось ни о чем думать или планировать. Так и подмывало пустить все на самотек. Позволить собой управлять. Не оглядываясь, смеяться без причины, от того что на душе легко, и радость рвется наружу.