женились и чаще, и скорее (Зидер, 1997, с. 59; Цатурова, с. 157). Текст XIX века рассказывает о портном, "который менее чем через год после смерти первой жены, которую он совсем не любил, пришёл к выводу, что без жены совершенно не может вести своё хозяйство: он просит Бога "направить его сердце к какой-либо добродетельной личности", спрашивает родственников, "нет ли у них какой-либо девицы, желающей выйти замуж", а менее чем через месяц после получения положительного ответа идёт к алтарю со своей избранницей" (Шлюмбом, 2007, с. 167). Когда в XVIII–XIX веках в некоторых русских деревнях под влиянием старообрядческих взглядов возникли особые течения, где женщины принципиально отказывались от вступления в брак, помещики были вынуждены вмешиваться в такое положение дел своих крепостных, но самое интересное, что на это помещиков своими жалобами подбили крепостные мужики (Бушнелл, 2020). Мужики не могли без жён. "Отсутствие женщины в доме может быть восполнено только другой женщиной. Поэтому даже срок траура для вдовца короче, чем для вдовы" (Кабакова, 2001, с. 224). Когда-то в древности не женщина "стала нуждаться в мужчине", как фантазируют некоторые авторы, силясь объяснить рождение человеческой "моногамии", а как раз наоборот — в женщине стал нуждаться Мужчина.

Уже ясно, к чему ведёт такой ход мысли? Да, так в древности рождается брак — закрепление за Мужчиной конкретной женщины как исполнительницы непрестижной работы, без плодов которой Мужчина всё же существовать не может. Мужчина попал в свою же ловушку и стал нуждаться в презираемой им женщине, ведь только она могла выполнять работы, которые его бы низвели до статуса простого смертного. Мужчина стал жертвой собственного величия. Как король нуждается в слугах, несущих длинный шлейф его мантии, так Мужчина стал нуждаться в женщине и в её непрестижном труде.

Тот факт, что брак оказывается именно средством обслуживания Мужчины непрестижной работой порой фиксируется и в языке: "на языке луганда слово "куфумбира" означало одновременно готовить еду мужчине и выйти за него замуж" (Асоян, 1987).

Желание быть уверенным в своём отцовстве, какая-то необъяснимая романтическая любовь и прочие сомнительные концепции становления моногамии — это всё вообще не при чём и никакого отношения к действительности не имеет. Не в сексе было дело и не в потомстве, значение всей этой репродуктивной катавасии лишь ошибочно кажется существенным. Причина формирования союза между мужчиной и женщиной — в хрупкой, дефектной природе мужского престижа. Брак — последствие рождения гендера, где образ Мужчины оказался сакральным и для поддержания коего была необходима женская рабочая сила. В этом плане исследователи не зря указывают, например, что "в системе индуистского мышления смертная женщина ценится прежде всего как жена и лишь затем как мать" (Лоро, с.62), в то время как мужчина признаётся "полноценным человеком" именно в роли домохозяина (Альбедиль, 1991). У некоторых африканцев также считается, что рождение детей не играет такой роли в становлении женщины, как становление женой: "брак делает завершённую женщину" (Арсеньев, 1991b).

Маргарет Мид хорошо подметила различия между мужчиной и самцом обезьяны: "жена ему не нужна. Если не брать в расчет сексуальную активность, самец-примат исключительно самодостаточен. Он сам находит пищу, сам её ест, сам может искать паразитов в своей шерсти. Он не эскимос, ему не нужна жена для того, чтобы жевать кожу и шить из неё сапоги, не папуас — жена не нужна ему, чтобы кормить его свиней. Он не похож и на мужчин из других обществ, где жена требуется мужчине для того, чтобы обеспечить ему место в состязаниях по плаванию, штопать ему носки, выделывать шкуры животных, которые он приносит с охоты. Ему не нужна жена и для того, чтобы заботиться о своих детях. У него нет детей — в этом смысле. Дети есть у самок, самки о них и заботятся. В то время как самец-примат нуждается в самке по непосредственным физиологическим причинам (и только), человеческий самец, даже на простейших уровнях социального развития общества, о которых у нас есть хоть малейшие сведения, нуждается в жене. И жена всегда, во всех обществах, во всех известных условиях, считается чем-то большим, чем просто объект или средство удовлетворения вожделения мужчины" (Мид, 2004, с. 192).

Антропологи и раньше видели связь между половым разделением труда и существованием брака, но смотрели на неё под другим углом: будто целью разделения труда является создание союза мужчины и женщины (Levi-Strauss, 1971, p. 348; Рубин, 2000, с. 107). Так оба пола становятся зависимыми друг от друга и образуют союз. Но возникает резонный вопрос: а как возникла потребность создать нечто (разделение труда), чтобы оно затем создавало союзы мужчин и женщин? Если бы какая-то реальная необходимость в таких союзах и была, то она была бы сама по себе и её не понадобилось бы придумывать. Предлагаемый классической антропологией ход событий выглядит примерно так: "Давай отсечём себе по руке, тогда многие дела нам придётся делать сообща".

Куда убедительнее как раз предлагаемый здесь подход: никакой собственно "цели" у разделения труда не было, поскольку оно само было следствием (рождения гендера, рождения Мужчины). Цель же была как раз у брака — чтобы как-то компенсировать разделение труда, сгладить его отрицательные последствия для Мужчины и таким образом сделать возможным его дальнейшее существование. То есть причинно-следственную связь между разделением труда и браком надо развернуть как раз в обратном направлении.

И да, главный вывод: брак существует, чтобы существовал Мужчина. Так эта схема работает. Тот же Леви-Строс говорит о какой-то "взаимозависимости между полами", но никакой взаимозависимости не было и нет. Женщины всё могли (и могут) делать самостоятельно, вообще всё. Особенно когда существовали коллективно, дружескими группами, как существуют косатки и слоны, наши родственники по менопаузе. Это Мужчине вдруг стали недоступны многие вещи и занятия, так что никакой "взаимозависимости" не было, а была лишь односторонняя зависимость — Мужчины от женщины. Мужчина без женщины — человек без рук. Ему можно делать только одно, а ей же — всё остальное. И вот безо всего этого "остального" Мужчина был просто обречён.

Так рождается пресловутый обмен женщинами — мужчины стали обмениваться ими как бесплатной рабочей силой в стремлении удержать собственный статус. Каждому мужчине отныне должна была принадлежать минимум одна женщина, если он хотел быть реальным Мужчиной. Женщина как бы изымала у Мужчины все презренные занятия, взваливая их на себя, и так спасала его от опасности осквернения и утраты статуса. Неспроста во всех культурах в определённом возрасте, после всех обрядов инициации, юноша не просто получает право взять себе жену,