снегу, завернувшись до самых ушей в одеяло, и мерз. Но разные малявки всегда должны быть очень, очень предупредительны к великим силам природы.

Внизу, в долине, во всех окнах начали зажигаться огни. Огоньки светились под деревьями и из каждого жилища наверху среди ветвей, а полыхающие огни метались взад-вперед по снегу. Муми-тролль посмотрел на папу.

— Да, — подтвердил папа и кивнул головой. — На всякий случай.

Тогда Муми-тролль вошёл в дом и собрал все свечи, какие только смог найти.

Он воткнул их в снег вокруг ели и осторожно зажег одну за другой, пока они все не загорелись, дабы умилостивить мрак и Рождество. Мало-помалу в долине стало совсем тихо; все, наверное, отправились к себе домой и сидели там в ожидании опасности, которая вот-вот грянет. Только одна-единственная тень еще бродила между деревьями — то был Хемуль.

— Привет! — тихо воскликнул Муми-тролль. — Оно скоро явится?

— Не мешай мне, — злобно ответил Хемуль, уткнувшись мордой в длинный список, где почти всё было перечеркнуто.

Усевшись рядом с одной из свечей, он начал считать.

— Мама, папа, Гафса, — бормотал он. — Все кузины…, старший еж… маленьким ничего не надо. И я тоже ничего не получил от Сниффа[123] в прошлом году. Миса и Хомса, моя тетка… с ума можно сойти!

— В чем дело? — робко спросила фрёкен Снорк. — С ними что-нибудь случилось?

— Подарки! — разразился Хемуль. — С каждым новым Рождеством надо все больше и больше подарков.

Дрожащей лапой он перечеркнул строчку в своем списке и побрел дальше.

— Подожди! — крикнул Муми-тролль. — Объясни. А твои варежки…

Но Хемуль исчез во мраке; он исчез, как и все остальные, кто спешил и был вне себя оттого, что наступает Рождество.

Тогда семья муми-троллей тихонько отправилась в дом — поискать подарки. Папа выбрал свою лучшую блесну для ловли щук, лежавшую в очень красивом футляре. На нем он написал: «На Рождество» и положил его в снег. Фрёкен Снорк стянула с ноги браслет и немножко вздохнула, заворачивая его в шелковую бумагу.

А мама открыла свой самый тайный ящик и вытащила оттуда книгу с разноцветными картинками, единственную раскрашенную книгу во всей долине.

То, что завернул в бумагу Муми-тролль, было таким нежным и таким личным, что никто-никто не должен был это видеть. Даже после, уже весной, он никогда не рассказывал никому о том, что он подарил.

Потом они все вместе уселись в снег в ожидании катастрофы.

Время шло, но ничего не случалось.

Только крошечный малыш, который пил чай, высунулся из-за дровяного сарая. Он привел с собой всех своих родственников и их друзей. И все они были одинаково маленькие, и серенькие, и жалкие, и замерзшие.

— Веселого Рождества, — застенчиво прошептал малыш.

— Ты, в самом деле, первый, кто считает, что Рождество — веселое, — сказал папа Муми-тролля. — Ты что, совсем не боишься того, что может случиться, когда оно явится?

— А оно уже здесь, — пробормотал малыш и уселся в снег вместе со своими родственниками. — Можно посмотреть? — спросил он. — У вас такая, на удивление, красивая ёлка!

— И еда тоже, — мечтательно сказал один из родственников.

— И настоящие подарки, — добавил другой.

— Всю свою жизнь я мечтал о том, чтобы увидеть такое как можно ближе, — закончил свою речь малыш и вздохнул.

Стало совсем тихо. Свечи горели, и фитилек их был совершенно неподвижен в этой спокойной ночи. Малыш и его родственники сидели совершенно тихо. Чувствовалось, как они всем восхищаются и алчут всего. Это чувствовалось все сильнее и сильнее, и под конец мама Муми-тролля, приблизившись к папе, прошептала:

— А ты не думаешь…

— Да, но если… — возразил папа.

— Во всяком случае, — сказал Муми-тролль, — если Рождество разозлится, мы, быть может, спасемся под верандой.

И, повернувшись к малышу, добавил:

— Пожалуйста, это все ваше.

Малыш не поверил своим ушам. Он осторожно подошел к ели, а за ним потянулась целая вереница родственников и друзей, усы которых благоговейно дрожали. У них никогда прежде не бывало своего собственного Рождества.

— А теперь вернее всего убраться отсюда, — обеспокоенно произнес папа.

Всё семейство быстрыми, едва слышными шагами прокралось на веранду и спряталось под столом.

Но ничего не случилось.

Мало-помалу они боязливо выглянули в окно.

Крохотные малыши сидели в саду, ели, пили, разворачивали подарки и веселились так, как никогда в жизни. Под конец они взобрались на ель и разместили на всех ветвях горящие свечи.

— Но на верхушке должна быть, наверно, большая звезда, — сказал дядюшка малыша.

— Ты думаешь? — спросил малыш, глянув в раздумье на красную шелковую розу мамы Муми-тролля. — Не все ли равно — что, главное — идея.

— Надо было бы нам раздобыть и звезду, — прошептала мама. — Но ведь это совершенно невозможно.

Они посмотрели вверх на небо, такое далекое и чёрное, но неправдоподобно усеянное звездами; их было в тысячу раз больше, чем летом. А самая большая из них висела прямо над самой верхушкой их ели.

— Мне немного хочется спать, — призналась мама. — И я не в силах больше гадать, что все это значит. Но, похоже, все идет хорошо.

— Во всяком случае, Рождества я больше не боюсь, — заявил Муми-тролль. — Хемуль с Гафсой и со своей теткой, должно быть, чего-то недопоняли.

И, положив желтые варежки Хемуля на перила веранды, где он сразу смог бы их увидеть, они вошли в дом, чтобы снова лечь спать в ожидании весны.

ШВЕЦИЯ

АВГУСТ СТРИНДБЕРГ

ЗОЛОТЫЕ ШЛЕМЫ ОЛЛЕБЕРГА[124]

Андерс был родом из Фальбюгдена, в юности он маршировал по всей стране, исходил её вдоль и поперек с аршином и кипой ткани. Но в один прекрасный день он решил, что гораздо лучше маршировать с ружьем и снашивать казенную одежду, и завербовался в округе Вестгёта-Даль [125]. И вот его командировали в Стокгольм, в охрану.

Однажды дружище Каск, как теперь называли Андерса [126], получив увольнительную, надумал пойти в Скансен [127]. Когда же он подошел к воротам, то оказалось, что у него не было пятидесяти эре, и, стало быть, попасть туда он не смог. Он поглядел внимательно на ограду и подумал: «Обойду-ка я вокруг, может, где есть лаз, в крайнем случае перелезу через забор».

Солнце садилось, когда он шел берегом вдоль подножия горы; ограда была высокая, а из парка доносились песни и музыка. Каск все шел и шел кругом, но лаза нигде не было, дальше ограда пряталась в