Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Звать меня Эрик Йедвардсон, и святым я вовсе не был. Скажи, Свенск, что сталось с моей Финляндией?
— Финляндия отошла назад к России по просьбе Аньяльского союза, по Фредриксхамнскому миру в 1809 году, когда финны поклонились царю [135]. Слова потребовал Густав II Адольф [136].
— А что сталось с балтийскими странами? — спросил он.
— Отошли к своим владельцам.
— А император, правит ли он нынче?
— Нынче есть два императора, один в Берлине и один в Вене [137].
— Два Габсбурга?
— Один — Габсбург, другой — Гогенцоллерн. И это называется единением Германии, как сказал Бисмарк[138]!
— Уму непостижимо! А католики в северной Германии обратились в новую веру?
— Нет! В северогерманском рейхстаге католиков теперь большинство, и берлинский император оказывает влияние на кардинальскую коллегию при выборе паны.
— Стало быть, папа еще существует?
— Ясное дело, существует, хотя один из них только что умер.
— А что хочет бранденбуржец [139] от Рима?
— Того никто не ведает. Иные говорят, будто он хочет стать римско-германским императором евангелической конфессии.
— Стало быть, синкретистским императором [140], о чем мечтал Иоанн Саксонский[141].
Хватит с меня, больше не желаю слушать. Пути господни неисповедимы, а мы смертные, да, что есть мы? Прах и тлен!
— Карл XII [142] желает говорить.
— Можешь ли ты, Свенск, сказать мне, что сталось с Польшей?
— Польши нет более. Её поделили!
— Поделили? А что Россия?
— Россия только что отпраздновала основание Петербурга, и стокгольмский бургомистр шел в процессии.
— Как пленник?
— Нет, среди приглашенных. Все нации теперь в той или иной мере подружились, в Китае только что французский корпус добровольно встал под знамя немецкого фельдмаршала.
— Цена немалая! Стало быть, нынче дружат со своими врагами?
— Да, теперь все исполнены христианского духа, а в Гааге учредили постоянный суд мира.
— Это еще что такое?
— Суд мира.
— Тогда мое время кончилось! Да будет воля господня!
Король опустил забрало и умолк.
Слова попросил Карл XI [143]:
— А скажи, Свенск, каковы дела с финансами в старой доброй Швеции?
— Трудно сказать, думается мне, они худо разбираются в бухгалтерии. Одно лишь можно точно сказать, что половина шведской земли заложена за границей, да еще, что мы должны триста миллионов.
— О, господи помилуй!
— А коммунальные долги достигли двухсот миллионов.
— Двухсот?
— А с 1881 по 1885 год страну покинуло 146 тысяч шведов.
— Не желаю больше ничего слушать!
Густав Васа ударил дубинкой по столу:
— Изо всего этого уразумел я, что дела в стране обстоят худо. Бездельники, вот кто вы есть, завистливые, беспечные ленивцы, дело делать медлите, а препоны чинить — тут как тут. А скажи-ка, Свенск, как там моя церковь[144], мои пастыри?
— Священники крестьянствуют, иные маслобойни завели, епископы жалованье получают до тридцати тысяч, деньги копят, точно так же как до вестеросского риксдага; впрочем, почти все они еретики, свободомыслящие, как мы сейчас говорим. Ожидается вроде бы новая реформация. Посмотрим, что будет.
— Что? Что?… А что это за музыка наверху?
— Это Скансен! Это холм, на котором собраны воспоминания об отечестве, здесь, словно предчувствуя конец, желают оставить завещание и собирают в одном месте сувениры прошлого. Проявление уважения к предкам, но не более.
— Как следует из нашей встречи, дела предков поглотил поток времени, одни всплыли наверх, другие потонули. А мы сидим здесь, как собственные тени, и для вас, живущих, мы всего лишь… Погаси свет!
Великан Свенск погасил свечи и вышел, за ним по пятам шел солдат; Свенск велел ему войти в какую-то каморку, похожую на клетку.
— Если скажешь кому хоть слово, худо тебе будет, — сказал великан.
— Да что там, я понимаю, — ответил Каск. — Однако я этого не забуду! Подумать только, они пропили старую добрую Швецию и заложили её в чужих странах. Просто страх берет, если это правда.
«Щёлк!» — сказала турбина, лифт пошел вверх и поднял солдата в Скансен.
Солнце садилось, на колокольне Хошёстапельн звонили к обедне, как раз в эту пору Густав Васа входил в Стокгольм со своими далекарлийцами [145].
ГОЛУБЯНКА НАХОДИТ ЗОЛОТОЙ ЦВЕТЕНЬ
Как-то раз один богатый человек высадился на бедный остров и просто влюбился в него. Почему так случилось, богач сказать не мог, но он был просто очарован тем островом; возможно, он напомнил ему давно забытое детство или прекрасный сон.
Богач купил остров, построил там виллу и насадил множество самых разных, самых чудеснейших деревьев, кустарников и цветов. Перед виллой раскинулось море и был у богача собственный причал с флагштоком и белыми лодками; высокие, словно церкви, дубы защищали его дом от солнца, а свежие ветры носились над зеленеющими лугами.
У богача были жена, дети, слуги, посыльные; у него было все, но лишь одного-единственного ему всё же не хватало. То была родниковая вода.
Мелочь, однако же, — самая важная из всего, о чем он забыл подумать. На острове начали рыть колодцы и взрывать скалы, но вытекала лишь соленая бурая вода. Её фильтровали, она становилась прозрачной, как хрусталь, однако по-прежнему оставалась соленой. Вот в чем горе!
И вот явился тогда один человек милостию божьей, — человек, которому во всех делах везло. А был это один из самых знаменитых людей в мире. Помним, как он ударил своим алмазным жезлом о скалу и, подобно Моисею, заставил утес дать ему воду. И пошли тут в ход буры с алмазными коронками, точно такие же, какими бурили во всех других горах, в которых повсюду добывали воду. Бурили и здесь, на острове — за сотню риксдалеров [146], за тысячу, за много тысяч, но добывали одну лишь соленую воду. Здесь явно никакого благословенного чуда ждать было нечего, и богач мог как следует убедиться, что не все можно купить за деньги, а бывает даже так, что глоток чистой воды не добудешь, когда тебе плохо.
И богачу стало так тяжко на душе, и жизнь перестала ему улыбаться. Меж тем школьный учитель с того острова начал изучать старинные книги и послал за мудрым старцем с «волшебной лозой» [147]; однако и это не помогло.
Но священник, который был поумнее, созвал однажды школьников и обещал награду тому, кто сможет найти растение — Золотой Цветень называется. И указывает оно, где находится родник. Цветы у того растения как у Манжетки-Росника или Приворот-травы, а листья как у Бобовника, поэтому оно еще и зовется Камнеломка, или