— Вы хорошо отнеслись ко мне.

— Может, я просто притворялась?

Она достала из куртки маленький фонарик и начала осматривать его левый глаз. Сначала она оттянула веко назад, а потом направила узкий луч прямо в зрачок. Спенсеру был неприятен свет. И вообще болело все. Холодный воздух причинял боль лицу. От боли у него все сильнее кружилась голова.

— Вы хорошо вели себя у Теды, и хорошо к ней относились.

— Может, я и тогда тоже притворялась, — заметила она, глядя в его правый глаз.

— Теду нельзя обмануть.

— Почему?

— Она — мудрая женщина. И она печет огромные шоколадные печенья.

Закончив осмотр глаз, она наклонила вперед его голову, чтобы посмотреть рану у него на затылке.

— Неприятная рана, она сейчас несколько подсохла, но ее нужно обработать и наложить швы.

— Ой!

— Сколько времени у вас шла кровь?

— Во сне не чувствуешь боли.

— Вы, наверное, потеряли много крови?

— Вот здесь сейчас очень больно.

— Потому что на этот раз вы не спите.

Он облизал пересохшие губы, язык был покрыт налетом.

— Мне хочется пить.

— Сейчас я вам дам попить, — сказала она, приподняв его подбородок пальцами. Она несколько раз легонько приподнимала, а потом наклоняла вниз его голову, и у него опять началось головокружение, но он смог спросить:

— Я не сплю? Вы в этом уверены?

— Абсолютно. — Она прикоснулась к его руке. — Вы можете сжать мою руку?

— Да.

— Попробуйте.

— Вот сейчас…

— Давайте.

— О-о-о.

Он попытался сжать ей руку.

— Ну, не так плохо, — заметила она.

— Мне это было приятно сделать.

— Вы крепко сжали руку, надеюсь, что у вас не поврежден позвоночник. Я думала, что все будет гораздо хуже.

У нее была крепкая теплая рука, и Спенсер сказал:

— Мне было приятно.

Он закрыл глаза и опять начал погружаться в темноту. Она ждала. Он снова открыл глаза, прежде чем темнота смогла поглотить его.

— Теперь вы можете отпустить мою руку, — сказала она.

— Это не сон, да?

— Нет, это не сон.

Она снова включила фонарик и направила луч света вниз, к его ногам.

— Все-таки очень странно, — сказал он. Она пыталась что-то разглядеть в тонком лучике света. — Мне это не снится, — продолжал он, — значит, у меня галлюцинации.

Она нажала на запор и расстегнула его пояс безопасности.

— Все нормально, — сказал Спенсер.

— Что «нормально»? — спросила она, выключая фонарик и пряча его в карман.

— Что вы пописали прямо на сиденье.

Она засмеялась.

— Мне нравится, как вы смеетесь.

Она все смеялась, пока осторожно пыталась освободить его от ремня.

— Вы никогда раньше не смеялись, — мягко сказал Спенсер.

— Ну, в последнее время я действительно мало смеялась, — заметила она.

— Нет, никогда раньше. Но вы и не лаяли тоже. — Она снова засмеялась. — Я собираюсь купить тебе новую резиновую косточку.

— Вы очень добры.

Он сказал:

— Все так интересно.

— Тут вы абсолютно правы.

— Все настолько реально.

— Но мне все кажется нереальным.

Хотя Спенсер не двигался, пока она освобождала его от ремня, все равно у него начала бешено кружиться голова, и перед ним мелькали три женщины. Все предметы в машине стали тоже троиться, как будто изображение было не в фокусе.

Спенсер боялся, что опять потеряет сознание, прежде чем успеет все высказать, и он начал говорить быстро и отрывисто, кусками предложений:

— Парень, ты настоящий друг. Правда. Ты такой друг, о котором можно мечтать.

— Сейчас нам придется несколько поднатужиться.

— Ты единственный мой друг.

— Хорошо, друг, мы подошли к самой сложной части. Как я смогу вытащить вас из этой рухляди, если вы не в состоянии помочь себе?

— Я могу себе помочь.

— Вы в этом уверены?

— Я служил в армии десантником. И еще я был полицейским.

— Да, я это знаю.

— Еще я занимался таэквандо.

— Это нам, безусловно, пригодится, если на нас нападет банда убийц-ниндзя. Но вам следует попытаться помочь мне вытащить вас отсюда.

— Я сумею немного помочь тебе.

— Да, нам, пожалуй, пора попытаться.

— Давай.

— Вы можете немного приподнять ноги и перекинуть их на мою сторону?

— Мне не хочется трогать крысу.

— Где крыса?

— Она уже мертва, но… вы же понимаете.

— Конечно.

— У меня очень кружится голова.

— Тогда давайте немного передохнем, совсем немного.

— У меня очень сильно кружится голова.

— Не нужно волноваться.

— Пока, — сказал он, и его опять подхватил черный вихрь, закрутил и понес прочь. Почему-то пока он несся в темноту, он вспоминал Тотошку, Дороти и страну Оз.

Задняя дверь флигеля ведет в короткий коридор. Я захожу внутрь. Кругом темно. Окон нет. Зеленый огонек охранной системы — «не готовы к включению» — светит со стены справа. Благодаря его свету я вижу, что в коридоре никого нет. Я оставляю дверь приоткрытой, как и было до того, как я вошел сюда.

Кажется, что я ступаю по совершенно черному полу, но на самом деле это чудесно отполированная сосна. Слева расположены ванная комната и кладовка, где держат припасы. Двери почти неразличимы при слабом свете. Зеленый огонек сигнальной системы похож: на странную нереальную иллюминацию, которая может привидеться во сне. Он не похож на настоящий свет неона. Справа расположена комната, где хранится картотека. Впереди, в конце коридора, есть дверь в большую галерею первого этажа, и оттуда лестница ведет в студию моего отца. Весь второй этаж — одна большая комната, скорее, зал. Именно там расположены большие окна, под которыми стоит фургон.

Я прислушиваюсь к темноте.

Она мне ничего не может подсказать.

Я стою как раз рядом с выключателем, но не прикасаюсь к нему.

В зеленоватой темноте я осторожно открываю дверь в ванную комнату. Вхожу внутрь. Жду, что раздастся какой-нибудь звук. Жду движения, удара. Ничего.