Но наконец мы услышали высокий пронзительный звук, громкий и ясный, напоминавший природный, холст отодвинулся, и за ним показались теплые карие глаза, длинные темные завитки и короткая щетина вокруг полных улыбающихся губ Чарльза. Я засмеялась, внезапно вспомнив рассказы мистера Моррисона из моего детства о храбрых пиратах, похищавших сокровища и дев и плававших далеко за моря. Я никогда не предполагала, что события моей жизни окажутся такими захватывающими, как и эти причудливые истории.

— Самая сложная часть сделана! Теперь все, что нам нужно — это ждать, — Чарльз надул щеки и с облегчением выдохнул. Он закрыл позади себя занавески, и я увидела, что теперь он был одет в потертый серый жакет, сняв старую блузу фермера и соломенную шляпу. Из большой вместительной сумки он достал фонарь, поместив его вниз на доски, чтобы использовать его в дальнейшем; а затем извлек оттуда несколько чистых хлопковых простынок для ребенка, свежий сыр и хлеб и большую закупоренную флягу легкого пива — долгожданный обед после всех долгих медленно тянувшихся часов ожидания и второй наш пикник за этот день.

Следуя совету Нэнси, он также принес немного молока для ребенка и положил бутылки в оловянное ведро, погрузив их в воду для того, чтобы они оставались прохладными и свежими. Поэтому, когда Адам проснулся, кричащий и голодный, мы были в состоянии накормить его… хотя я расстроилась, увидев потрескавшуюся и грязную соску.

— Он нормальный, — уверила Нэнси, доставая носовой платок из кармана и вытирая ее. — Будет лучше… лучше, если он будет накормлен, чем останется голодным! Иначе как мы заставим его замолчать?

Только теперь я осознала, что этот побег не мог быть легким, когда у нас на руках беспомощный ребенок.

Когда наступила темнота, мы со всех сторон подняли брезент и сидели под навесом, радуясь теплому свежему воздуху этой жаркой ночи. Мы откинулись назад на заплесневелых старых одеялах и наблюдали, как на широком фиолетовом небе медленно одна за одной появляются звезды; каждая новая как мерцающее крошечное знамение надежды. Далеко на расстоянии стоял замок, величественно коронованный башенками и башнями. Но здесь, у края воды, мы доверились своим собственным стражникам и зубчатым стенам — высокой серебристой березе и плотной гибкой иве.

Гром был теперь намного ближе, быстро нарастая в электрически заряженном воздухе. Звезды исчезли, и по небу понеслись быстро плывущие облака. Ребенок стал беспокойным, хныкал и вертелся, успокоившись лишь на некоторое время тихим баюкающим ветром, шептавшим приветствия и мчавшимся через листья и высокие травы, раскачивавшим старые деревянные доски лодки, заставлявший длинные ветви ивы вздыматься и колыхаться, словно слабые, податливые занавески. Пока мы качались на беспокойной реке, Нэнси улеглась с ребенком на руках, гладя его брови и тихо баюкая.

Пододвигаясь ко мне, Чарльз положил руку мне на плечо, утешая меня в этом странном беспокойном начале новой жизни. Когда я положила ему на грудь голову, он пробормотал:

— Вы можете на самом деле поверить в то, что мы все здесь и наконец вместе? Завтра к этому времени мы благополучно прибудем в Лондон.

Я вздохнула, все еще опасаясь, что нас найдут.

— Не волнуйся, — прошептал он, целуя меня и дыша мне в ухо. Он поднял мое лицо и посмотрел на меня. — Он должен быть за целые мили отсюда. Как только наступит рассвет, мы отправимся дальше. Нам не нужно больше ждать.

Скоро упали тяжелые капли дождя, и по тряпичной крыше громко забарабанили капли, мы с неохотой опустили со всех сторон занавески. Но вдруг Нэнси сказала, что ей нужно выйти, прежде чем усилится дождь. Она передала мне на руки Адама и неуклюже пролезла мимо нас, нарушая равновесие и наплескав внутрь под незакрепленное полотно много воды. Она отбежала по дорожке на короткое расстояние. Где-то поблизости заухала сова, некоторые прутья под ее ногами придавились и помялись, а при вспышке озарившей и рассекшей небо молнии черные силуэты кустарников превратились в яркие огненно-зеленые костры. Почти сразу последовал гром, такой внезапный и сильный, что у меня чуть не выскочило сердце.

— Нэнси, — позвал Чарльз, когда грохот и колебания утихли. — Быстрее возвращайся внутрь. С тобой все нормально?

— Да, я уже иду, — донесся ее приглушенный ответ, и послышался короткий звук рвущейся ткани, поскольку она зацепилась за тернистые колючие кустарники, и мы услышали ее шаги по твердой каменной почве. Она благополучно вернулась в наше убежище и села впереди судна, вытирая влагу со своих щек и глаз. Протягивая ко мне руки и улыбаясь, она сказала: — Позвольте мне снова взять Адама, я буду держать его, в то время как вы пообнимаетесь. Вполне справедливый обмен, не так ли?

Дождь теперь застучал более настойчиво, и ветер отнес нашу небольшую лодку от ее пришвартованного места у ствола дерева, где без нашего ведома узел веревки начал развязываться. Раскаты грома, грохотавшего на отдалении, создавали странную, сказочную атмосферу, и сильные ритмичные струи воды били по черной поверхности реки. Вдруг случилось нечто, выведшее меня из моей оцепенелой, апатичной вялости. Нэнси, выглядя взволнованной, завертелась, пробуя занять более удобное положение, и, снова подняв откидную занавеску, высунула голову, чтобы выглянуть наружу. Прежде чем мы успели что-либо понять, она снова вылезла, но на этот раз она держала на руках ребенка.

Чарльз сразу же вскрикнул:

— Нэнси, что ты делаешь? Вы промокнете там… оставь ребенка.

И, когда он откинул ткань и встал, чтобы забрать Адама, новая вспышка молнии осветила место на корме лодки, где стояла его сестра. Ее лицо было видно в профиль, а вьющиеся рыжие волосы напоминали золотой ореол. Нэнси была похожа на ангела. Но она не являлась существом небес, и ее руки, протянутые к берегу, были теперь пусты.

— Нэнси, — в ужасе крикнула я, все внутри у меня сжалось от страха. — Где Адам? Что ты сделала с моим ребенком?

Я подумала, что она бросила его в воду, и у меня вырвался вопль ужаса. Чарльз раскрыл занавеску еще шире, и мы оба увидели, что она пробует ступить на берег. Но узел ослабился, небольшую лодку сносило воздушным потоком, и Нэнси теперь никак не могла достигнуть сухой земли и присоединиться к тому, кто стоял там, ожидая ее, к тому, кто теперь держал на своих руках моего ребенка.

— Тилсбери! — я задыхалась, мое сердце упало, хотя я всегда знала, он найдет нас. Его темные волосы, мокрые от дождя, прилипли к черепу; влажная одежда прилегала очень плотно к его телу, что делало его похожим на жирного блестящего дьявола, явившегося из ниоткуда, чтобы насмехаться над нами.

— Как вы нашли нас? — мои глаза встретились с его, а голос казался визгливым, поскольку я пыталась перекрикнуть шум дождя. — Отдайте мне моего сына. Вы не можете так поступить… не теперь…

— Конечно, могу! Я могу делать все, что мне нравится. Разве ты не восхищаешься ловкостью моих рук? Он мой, Алиса, — он улыбнулся, заботливо заворачивая ребенка в свой жакет, — и всегда будет… точно так же, как и ты!

— Откуда вы узнали, где мы? — хватаясь руками за волосы, я чувствовала, что теряю контроль.