– Ты поберегла бы себя, – сказал он мне вслед, но я не обратила на него внимания (как он и советовал!) и поспешила к «Дому Каллиопы», упиваясь своей почти победой над велосипедистом. Когда я зашла в дом, мне не терпелось кому-нибудь рассказать о том, что произошло.

– Где ты была? – обеспокоенно спросила Сана, спеша ко мне по лестнице. У меня захватывало дух, а лицо наверняка, покраснело.

– Чуть не подралась с одним придурком.

– Что ты делаешь с этим кирпичом?

– Да так, таскаю его с собой повсюду.

– Ну-ка, дай его мне, – сказала она, выхватывая кирпич из рук. Из голоса ее еще не исчезла колкость, которую я уловила, когда мы разговаривали днем на улице, так что я просто прошла мимо Саны на кухню. Я достала пакет яблочного сока с верхней полки холодильника и налила стакан. Сана пошла за мной на кухню.

– Классный макияж, – прокомментировала она, пока я пила.

– Спасибо. Профессиональный.

– Ты хоть себя в зеркало видела?

Я наклонилась, чтобы взглянуть на отражение в дверце микроволновки. Черная подводка слегка потекла в уголках.

– Глаза панды, – сказала я. Китти однажды посвятила этому целый разворот в журнале. Я попыталась утереть подтекшую подводку, но только больше ее размазала – подтеки стали похожи на следы от велосипеда на асфальте.

– Мне стоит за тебя волноваться, Плам?

– Я никогда в жизни не чувствовала себя лучше, – ответила я. И это была сущая правда.

– Плам, – начала она. Я знала, что за этим последует, и подняла руку, чтобы перебить ее, но Сану уже нельзя было остановить. Много дней она копила это в себе, и теперь все полилось из нее. – Ты прошла через многое… Отказалась от антидепрессантов… Ты волнуешься за Литу… Не привыкла так жить…

Много было сказано.

– Я живу! По-настоящему живу! Как никогда раньше. Я думала, ты будешь рада за меня.

– Мы все рады за тебя. Но сколько раз за прошлые недели тебя могли арестовать?

– Несколько, – уклончиво протянула я.

– И что ты делала с этим кирпичом?

– Фантазировала, как ударю им кого-нибудь. В действительности все оказалось не так просто.

– Ты вообще себя слышишь сейчас?

– Люди считают, мы не будем сопротивляться. Они заслуживают наказания.

– Хейтеров больше, намного больше нас. Ты собираешься наказать каждого?

Это не то, что я хотела услышать. Я наслаждалась огнем, горевшим внутри меня, но Сана своими словами погасила его, словно огнетушителем. На смену эйфории пришла тревога. Я скучала по эйфории.

Я ушла в свою комнату, чтобы совсем не рассориться с Саной. Я должна была сохранить свой гнев для тех, кто его заслуживал. Я все еще хотела подраться, но не с Саной.

В своей спальне я сняла тяжелые ботинки и бросила их в угол. На колготках остались пятна от велосипедного колеса, поэтому я принялась смахивать засохшую грязь с икр, чувствуя их плавные, округлые изгибы. Было приятно прикасаться к своему телу. Это успокаивало меня, приводило мысли в порядок.

Я стянула колготки и расстегнула платье, которое было мокрым от пота на спине и в районе подмышек. Затем сняла все остальное и голая забралась в кровать, наслаждаясь прохладой простыней. Я легла на спину, положила руки на живот и принялась дышать, глубоко и размеренно, чтобы чувствовать, как потоки воздуха движутся по моему телу. Мысли тоже двигались, жужжали, как рой надоедливых пчел, и, не в силах загнать их в угол мозга, я сосредоточилась на дыхании.

Сана не знала, каково это – ходить словно в тумане столько лет, чувствовать, что твоя жизнь не принадлежит тебе, а потом внезапно проснуться, зажить. Под действием Y я была словно сломанный светильник, но теперь меня починили, я ярко загорелась, излучая свет и тепло. Какое удовольствие было чувствовать себя сильной, способной на многое. Даже гнев, и тот мог приносить мне кайф – это было почти очищением, ибо так я чувствовала себя живой.

Я пробежалась пальцами по телу, поигрывая сосками, поглаживая бедра и вульву, заново изучая тело. Я была совсем не такой, как женщины на экранах подземного убежища, у которых не было ничего, кроме выбритой щелки между ногами. У меня была плоть, волосы, ощущения. Когда я сидела на антидепрессантах, я мастурбировала, но не чаще пары раз в год: это не стоило моих усилий – все ласки ради секундной неги в конце. Теперь меня возбуждало простое трение пальцев о половые губы. Без антидепрессантов мое тело стало чувствительным к прикосновениям.

Так как я больше не мечтала быть сексуальной, я сосредоточилась на своих собственных ощущениях, а не на том, как я могла бы выглядеть перед воображаемым кем-то. Мое тело радостно откликалось на ласки, а я была привязана к его ощущениям, жила в нем, а не за его пределами, осуждая его. Иногда я думала о сексе с партнером. Руби все время предлагала меня познакомить с кем-то, но я не была к этому готова. Всему свое время. Я довольствовалась тем, что осталась наедине с собой, знакомилась с собственным телом, к которому никогда не любила прикасаться. Я ласкала себя, каждый миллиметр вульвы, и моя рука приближала меня к тому, о чем я всегда мечтала, – к удовольствию и свободе.

Я поспала немного, затем спустилась вниз, чтобы приготовить ужин; впервые за этот день я чувствовала себя совершенно спокойной и уравновешенной. Руби сидела за кухонным столом, перед ней – рюмка и бутылка текилы.

– Плохой день? – спросила я.

– Худший.

Она рассказала мне, что Управление по санитарному надзору одобрило «Отуркенриж», несмотря на все кампании Верены и Руби против препарата.

– Сказали, опасности от ожирения перевешивают потенциальные опасности от употребления «Отуркенрижа».

Я перебралась с разделочной доской за кухонный стол и села напротив Руби, чтобы мы могли разговаривать.

– Это еще не конец, – уверяла я ее, нарезая баклажан кружочками. – Вы повысите уровень осведомленности, привлечете внимание к проблеме. Я вам помогу.

Но Руби молчала. Она осушила рюмку и налила еще. Когда она опустила бутылку на стол, то покосилась на телевизор – он был включен, но звук был приглушен.

– Смотри, смотри! – закричала она. Новостная лента в нижней части экрана будто кричала огромными буквами: «РАСКРЫТА ЛИЧНОСТЬ ДЖЕННИФЕР».

Я уронила нож на разделочную доску и ринулась к телевизору, чтобы увеличить звук.

– Спасибо Господу на небесах, – театрально подняла глаза к небу Шэрил Крейн-Мерфи. – Это правда. Наконец мы знаем, кто такая Дженнифер.

* * *

Soledad[35]

Медицинский специалист сухопутных войск Соединенных Штатов Соледад Аяла приближалась к провинции Хост на юго-востоке Афганистана, вместе с колонной в одном из армейских вездеходов она направлялась на Базу передового развертывания в Салерно, которую здесь называли «Городом ракет». Она и еще одна врач были единственными женщинами в подразделении, и сейчас они тряслись на военном джипе в конце колонны, одетые в форму цвета пыли и вооруженные карабинами М4.