Виктория смотрит на меня так, как будто всё это происходит во сне, и, конечно, в этом дурацком сне она поможет бедной Лене со сломанной рукой сложить в футляр порнуху от Караваджо стоимостью в несколько миллионов долларов, пока я обсуждаю расследование тяжких преступлений с моим боссом-вампиром в тайной комнате за сказочным одеялом, скрывающим механическую лестницу в полу. Хорошо.

Я нервничаю, внутри меня бурлят сомнения. Почему Морис так легко отдал эти работы? Когда кажется, что всё слишком хорошо, чтобы быть правдой, то так оно и есть.

— Да, милая, ещё в футляре лежат документы. Дайте их сюда, чтобы я мог подписать право собственности на вас. И хотя это старомодно, дайте мне что-нибудь в обмен на них, чтобы скрепить сделку. Как насчёт доллара?

Виктория, справившись с футляром, достаёт из кармана брюк купюру в пять долларов и кладёт на стол.

— Сдачу оставьте себе, — говорит она. — Лена, будешь должна.

Лена не слушает, она убирает картины в футляр, а Виктория держит сетку. Прикасаться к картинам Лена не разрешит никому, и к ним никогда больше никто не прикоснётся, кроме Лены. Я беру папку с документами и кладу перед Морисом.

Морис достаёт из внутреннего кармана ручку «Кросс» и один за другим подписывает документы на передачу права собственности Лене, одновременно говоря со мной:

— Грета, в общем-то мне нечего вам сказать, кроме того, что вам нужно взять у меня этот рюкзак с жёсткими дисками и уйти как можно скорее. — Он кладёт ручку на стол. — Сюда же положите и документы.

Я послушно впихиваю папку между несколькими жёсткими дисками.

— Думаю, если вы заберёте у меня эти диски и унесёте отсюда раньше, чем кто-то успеет меня остановить, я смогу убедить Тима, что если он хочет вернуть их все — а он хочет, ему придётся оставить в покое Брэда и Паркола Калестри. Но и это ещё не всё. В пятницу вы идёте в суд, как и планировали. Эти жёсткие диски вам помогут.

Я уже готова перечислить список проблем, из-за которых наши планы на пятницу провалились, и начать, конечно, с Брэда, но он меня останавливает:

— Тише, Грета. Факты просты, и вот они. Во-первых, я никогда не хотел принимать в свою фирму Тима Котона. Его отец навязал его мне в отвратительной сделке в духе Фауста, имевшей весьма сомнительное отношение к Котону-старшему и мне и не имеющей вообще никакого отношения к тому, что происходит сейчас. Во-вторых, я уж точно никогда не хотел принимать в свою фирму Ханиуэлла. Это всё Тим. Однако есть кое-что важное, связывающее Тима с Ханиуэллом, всем кланом Котонов и другими пакостями. Это как раз дело, которое вы раскрываете. В-третьих, я все это время пытался остановить Тима в его крестовом походе против вас. И я выигрывал в одном и проигрывал в другом. В-четвёртых, сегодня вечером айтишник Пит принёс мне этот рюкзак с жёсткими дисками. Он был обеспокоен тем, что Тим требует от их команды. Всё, что я знаю — что тут твёрдые жесткие диски от ноутбуков и резервная копия почтового сервера. Так что вам много чего досталось, насколько я могу судить. Из всего, что сказал мне Пит, я понял только, что там внутри не айфоны. О том, что означают другие сложные слова, которых он мне наговорил, я понятия не имею — как и о том, чего хотел Тим и сделали ли Пит или его команда что-нибудь из этого. Но я знаю достаточно, чтобы знать то, чего я не знаю, и передать компьютерные материалы юрисконсульту фирмы по электронным раскрытиям.

— Морис, я больше не юрисконсульт по электронным раскрытиям. И не заместитель главного юрисконсульта. Тим чётко сообщил об этом моему адвокату Эл Рэ Райс.

Морис едва заметно улыбается.

— Пожалуйста, просто уходите с этим рюкзаком и картинами прямо сейчас. Вы выйдете через заднюю дверь на внутреннюю лестницу, ведущую в мои апартаменты наверху и на один этаж ниже. Не поднимайтесь в люкс. Возможно, Тим и его неприятный компаньон отправятся прямо туда. Спуститесь на этаж. Это путь, по которому вам нужно идти, чтобы избежать Тима и кого бы то ни было, кто может подняться в лифте. Что касается вашего положения в фирме, Паркола и Брэда, я всё улажу. Идите.

На секунду я останавливаюсь и смотрю на Мориса. Он кладёт пять долларов в нагрудный карман и вновь мне подмигивает.

— Зачем вы отдали ей Караваджо? Это миллионы и миллионы. Зачем вы отдали нам эти жёсткие диски? Держу пари, что на них есть данные, способные уничтожить фирму, которую вы создавали всю жизнь. Почему? Я не верю в то, что вы делаете, Морис.

— О, Грета. Вы знаете, что всю жизнь были моим любимым специалистом? Ведь я первым взял у вас интервью, помните? У нас нет времени на длительные упражнения на доверие и философские беседы. Поэтому вот что я вам скажу. — Он выдерживает паузу. Его тон — прямой, чёткий, решительный. Понятно, почему он уже несколько десятков лет считается одним из лучших судебных адвокатов страны. Он говорит с позиции уверенного знания, не снисходительно, не как мошенник, намеренный вас заболтать, а как человек, работающий только с непреложными истинами. Он мог бы продать в пустыне переносной обогреватель. Его компетенция сексуальна, и меня не удивляют все его непристойные истории с моделями на Амальфитанском побережье и в Каннах. — На что я потратил свою жизнь, Грета? Я вам скажу. Я построил эту фирму. Я вложил в неё всё. Мне девяносто, я всё ещё работаю по восемьдесят часов в неделю. Так было всегда. Я никогда не был женат. Никогда не имел детей. Я каждую минуту отдавал закону. Юриспруденция — моя главная любовница. Хотя, конечно, были и другие любовницы, но это лишь в часы одиночества и скотча. Так что, возможно, очень удачно совпало так, что в конце моей долгой жизни я вынужден принести серьёзные извинения реставратору картин в стиле барокко, единственному человеку, отреагировавшему на них так же, как я, когда я впервые их увидел. Возможно, я вижу в ней воплощение закона, всех моих любовниц и жены, которой у меня никогда не было. Мне с этой точки зрения кажется логичным, что она должна унаследовать моих Караваджо. И вот мой последний ответ на эту тему. А насчёт рюкзака с жёсткими дисками вы не правы. Если вы будете делать своё дело, он не уничтожит фирму, а спасёт. Теперь идите.

— Значит,