Трясущимися руками Клинч стянул с Анниных плеч шаль; она соскользнула на пол. Затем он развязал бант на спине ее платья и ослабил завязки корсета, продвигаясь медленно и постепенно. Пальцы его нащупывали потайные пуговки, одну за одной, и выпрастывали их из петель. Она казалась такой податливой в его объятиях; когда он попытался осторожно стянуть с нее платье, Анна послушно подняла вверх руки, точно ребенок. Затем Клинч открепил ее кринолин и вытащил свою подопечную из верхнего обруча, так что весь деревянный каркас со всеми его пряжками с грохотом лег на пол. Он вновь опустил девушку на диван – раздетую до комбинации – и накрыл ее шалью. А затем встал и принялся наполнять ванну. Анна лежала, подложив ладонь под щеку, неровно дыша во сне: грудь ее вздымалась и опадала. Приготовив воду, Клинч вернулся к ней, приговаривая что-то утешающее; через голову стянул с нее комбинацию, подхватил нагую девушку на руки, опустился на колени и мягко перенес ее в ванну.

Анна издала воркующий звук, едва тело ее коснулось воды, но глаз не открыла. Клинч устроил девушку так, чтобы затылок ее удобно лег на медный выступ на краю, не давая ей соскользнуть и захлебнуться. Убрал с ее щеки прядь волос, провел большим пальцем по линии скулы. Погружая ее в воду, Клинч замочил рукава до самых плеч; теперь он шагнул назад, развел руки, стараясь не прижимать к себе пропитанную водой ткань, и воззрился на девушку. Он изнывал от одиночества и вместе с тем ощущал глубокое умиротворение.

Спустя мгновение хозяин гостиницы присел подобрать с пола муслиновое платье, намереваясь отряхнуть его и, сложив, повесить на спинку дивана. Платье оказалось тяжелее, чем ему представлялось, – и с чего бы? Это же всего-навсего муслин да нитки – теперь, когда открепили кринолин, сняли нижние юбки и прочие причиндалы! И чего ж оно такое увесистое-то? Клинч пощупал ткань – и ощутил между пальцами что-то странное. Он вывернул платье – а это что такое? – что-то массивное явно проложено между швами, вроде как ряд камешков. Он просунул палец под нитку, нитка порвалась, и он протолкнул указательный и большой палец под подогнутый и подшитый край. Может, тут набивка какая-нибудь? К вящему своему изумлению, вытащил он щепоть чистого золота.

Анна по-прежнему спала, прижавшись щекой к краю ванны. С неистово колотящимся сердцем Клинч прощупал швы платья, от оборок юбки до лифа. В ткани были спрятаны многие унции, если не фунты. И все – самородное золото! Что, спрашивается, Анна делала в Чайнатауне, если вернулась одурманенная опиумом и в платье, нашпигованном ценным металлом? Она, верно, куда-то переправляла золотишко – контрабандой переправляла, по всей видимости. В Чайнатаун? Что за нелепость! Должно быть, она из Чайнатауна его несла. Вероятно, в обмен на опиум! Клинч лихорадочно размышлял. Он припомнил, что прятать золото в подкладке одежды – это расхожий способ уклониться от уплаты таможенных пошлин, хотя дело, конечно, опасное: если поймают – плати огромные штрафы, а не то и в тюрьму загремишь. Но сама Анна ни разу не старатель – ради всего святого, она ведь женщина! – золото наверняка не ее. Кто-то, по-видимому, Анне достаточно доверяет, чтобы спрятать это золото в ее одежде. И Анна достаточно доверяет этому человеку, чтобы пойти ради него на подобный риск.

И тут его осенило: Мэннеринг. Дик Мэннеринг был хозяином чуть ли не всех китайцев Каньера; они трудились на его участках за ничтожное жалованье. А еще Мэннеринг был Анниным работодателем. Ну конечно же! Все знали, что Мэннеринг грязными делишками не брезгует, – да чего и ждать от сутенера? И не сам ли он повторял снова и снова, что Анна Уэдерелл – лучшая из шлюх?

Клинч вновь обернулся к Анне и вздрогнул, заметив, что глаза ее открыты и неотрывно глядят на него.

– Как водичка? – глупо спросил он, встряхивая платье, так чтобы скрыть щепоть золота в пальцах.

Она довольно замурлыкала, но скромности ради сдвинула колено и, скрестив руки, прикрыла грудь. Ее округлый живот являл собою идеальную сферу, что покоилась на белесоватой поверхности воды, словно яблоко в ведерке.

– Так ты пешком от самого Каньера шла? – спросил Клинч.

Вряд ли она только что отшагала четыре мили – она ж головы поднять не в силах! Она ж на ногах не держится!

Она снова мурлыкнула что-то, дробя ноту надвое, в знак отрицания.

– А как же? – не отступался Клинч.

– Дик как раз проезжал мимо, – пробормотала она. Слова в ее устах были вязкими, как патока.

Клинч шагнул ближе:

– Дик Мэннеринг – проезжал через Чайнатаун?

– Мм. – Она вновь закрыла глаза.

– И подвез тебя, да?

Но Анна не ответила. Она опять заснула. Голова бессильно откинулась к краю ванны, скрещенные на груди руки упали, ушли под воду и снова всплыли на поверхность.

Клинч по-прежнему держал в пальцах щепоть золота. Он осторожно повесил платье на спинку стула, золото опустил в карман, потер указательный и большой палец друг о друга, стряхивая чешуйки, – словно жаркое солил.

– Что ж, ванна в твоем распоряжении, – проговорил он и вышел за дверь.

Но вместо того чтобы спуститься в вестибюль, он быстро прошагал по коридору до Анниного номера и с легкостью отпер замок хозяйским ключом. Вошел внутрь, направился к гардеробу, где девушка хранила одежду. У Анны было пять платьев, все – купленные подержанными: их в числе прочих вещей удалось спасти с грузового парохода, потерпевшего крушение на отмели. Сперва Клинч принялся за «рабочее» платье проститутки. Проворно прощупал все до единого швы и обшарил изнутри турнюр. И этот наряд тоже, как и муслиновый, был просто-таки битком набит золотом! Клинч взялся за следующее платье, и за следующее, и еще за одно; и всякий раз повторялась та же история. Да в этих пяти платьях у Анны целое состояние сокрыто, подумал Клинч, быстро произведя в уме приблизительные подсчеты.

Он присел на кровать.

Анна никогда не надевала оранжевое платье, отправляясь в Чайнатаун, – Клинч знал об этом доподлинно, – и все-таки и оно тоже нашпиговано золотом, так же как и остальные. То есть речь идет не просто о договоренности с азиатами, как он сперва было подумал! Это махинация, выходящая далеко за границы Чайнатауна. Вероятно, даже за границы Хокитики. Кто-то замыслил грабеж с большим размахом, подумал Клинч.

Он прикинул альтернативы. Мог ли Мэннеринг использовать Анну как вьючную скотину, чтобы перевозить драгоценный металл из ущелья, без ее ведома? Ну да, размышлял Клинч, эта задача не из трудных: надо лишь снабдить ее трубкой с опиумом, дождаться, чтоб заснула, и тогда зашивай себе преспокойно золото в платье, по щепоти зараз. Может статься… но нет: нелепо и думать, что Мэннеринг пойдет на такой риск, не заручившись согласием и поддержкой самой проститутки. Да ради всего святого, она ж на себе носит сотни фунтов – если не тысячи! Она просто не может о них не знать. Когда дело доходит до денег, Мэннеринг отнюдь не дурак. Он в жизни не доверил бы такое богатство самой обыкновенной шлюхе без поручительства. Анна наверняка предоставила ему гарантии – какой-нибудь долг, думал Клинч, какое-нибудь, там, обязательство. Но что такого она могла дать в качестве залога, когда речь идет о целом состоянии в самородном золоте?