– Ваше величество, – звучно сказал Джокер, перекрывая приветственные крики. – Леди ранена. Она нуждается в помощи.

Король спохватился. Перепугался.

– Ой. Э-э-э. Д-да-да. Конечно…

Он взглянул на ее лодыжку и позеленел.

Из последних сил Кэт пыталась сосредоточиться, голова у нее пылала.

– Если я великолепная – и блистательная – и храбрейшая… – она проглотила крик, – То вы, в таком случае, никчемный!

Джокер замер. Король сжался.

– Бармаглот неделями наводит на нас ужас! И что вы сделали? Что делаете, чтобы его остановить?

Пискнув, Король втянул голову в бархатные складки мантии.

– Вы же Король! Вы должны были хоть что-то предпринять!

– Кэтрин! – Джокер коснулся ее лба, бережно отвел назад растрепанные волосы. – Поберегите силы, Кэт… леди Пинкертон.

Из-за плеча Короля выглянула встревоженная Мэри-Энн. Увидев лодыжку Кэт, она зажала рот ладонью, но снова овладела собой и обратилась к королю.

– Ваше величество, она не в себе от боли. Ее надо срочно отвезти к Рыбам-хирургам. Сейчас я вызову карету…

– К-к-кареты, да-да, – проблеял Король, быстро кивая. При каждом выдохе усики у него топорщились. Монарх согнулся (казалось, ему сейчас станет дурно), но овладел собой.

Кэт снова расплакалась, одурманенная болью.

– Чудовище нужно остановить, пока не пострадал кто-нибудь еще…

– Я отнесу ее, – перебил Джокер. – Так будет быстрее.

– Быстрее кареты? – засомневалась Мэри-Энн.

– Да, – он встретился с Кэт взглядом (глаза у него были встревоженные и такие желтые!). Прерывисто вздохнув, он добавил. – Ждать больше нельзя.

Не мешкая, он схватил Бурлатный меч и, сунув его обратно в трехрогий колпак, нахлобучил колпак на голову. Бубенцы были слишком блестящими, а их звон, слишком веселый, болью отдавался у Кэт в ушах.

Джокер, стоя на коленях, взял ее на руки.

– Это невозможно! Не можете же вы нести ее всю дорогу! – закричала Мэри-Энн.

– Я смогу, уверяю вас, – отозвался он. Хор голосов, криков и возражений утонул в гуле земли, задрожавшей под ногами, в грохоте, с которым пол театрального фойе неожиданно стал рушиться. Вокруг них, под ними камни взрывались и взлетали вверх. Казалось, что они с Джокером оказались внутри круглой башни. С замиранием сердца Кэт смотрела, как окружавшие их стены фойе, лестница и люстра улетали куда-то вверх, все дальше и дальше. Они с Джокером стремительно опускались куда-то.

– Что это? – выдохнула она, уверенная, что все это ей мерещится в бреду. – Как…?

Джокер, сосредоточенно нахмурившись, посмотрел ей в глаза.

– Я – Рух Белой Королевы, – проронил он, словно это все объясняло. А потом шепотом добавил. – И прошу вас простить меня за это.

Джокер выпрямился и встал на ноги.

Здание театра, сотрясаясь, рушилось, а Кэт будто пронзили ногу раскаленной докрасна кочергой. Она закричала…

И проснулась, вся в слезах, не понимая, что с ней и где она. Голова кружилась, руки и ноги сводило. Вместо твердого пола фойе вокруг была мягкая прохладная трава. Облизнув губы, Кэт почувствовала на языке крупинки соли – это были высохшие слезы.

Кругом высились роскошные деревья, росли кусты. Пахло землей и травой, а еще чем-то сладким, вроде подогретой патоки или имбирных пряников.

Откуда-то доносилось поскрипывание веревки и скрежет ворота, как будто тянули ведро из колодца, но других звуков не было слышно. Ни птичьего пения, ни стрекотания кузнечиков и цикад, ни разговоров.

Кэт с трудом повернула голову и стала оглядываться, щуря спросонья глаза.

Она лежала на полянке – на щеке отпечатались остроконечные травинки. Кругом по-прежнему было тихо – в кронах деревьев не звенели птичьи голоса, даже легкий ветерок не шевелил полевых цветов. Там, в театре, уже наступил поздний вечер, а здесь свет был красно-золотым, будто время замерло между днем и ночью.

Сквозь ресницы Кэт заметила посреди поляны старый колодец, сложенный из покрытых мхом камней. У его подножия росла семейка тонконогих грибов. Рядом стоял Джокер. Его колпак лежал на краю колодца, рукава были засучены выше локтя, открывая темную полоску загара над перчатками. Кряхтя, он одной рукой понемногу выбирал веревку, другой медленно поднимал деревянную бадью. По тому, с какой натугой он тянул, было понятно, что или бадья очень тяжелая, или ворот старый и тугой, или Джокер очень устал.

Он принес ее сюда.

Далеко ли пришлось идти?

Кэтрин не представляла, где оказалась и сколько времени прошло.

Из-за стреляющей боли, снова пронзившей ногу, у нее перекосило лицо. Она заскулила.

– Почти готово, Кэтрин, – с натугой проговорил Джокер. Он привязал веревку, и Кэт слышала, как плеснула жидкость, когда он снимал ведро с крюка. – Вот и все.

Он медленно направился к ней. Что-то выплеснулось через край бадьи, и Кэт заметила на дереве странные наплывы – густые, клейкие, медового цвета. Это была не вода.

– Это не берег, – заговорила она, пытаясь отвлечься от боли, – Вы должны были отнести меня к Рыбам-…

– Так лучше, – Джокер поставил бадью на траву рядом с ней. – И поможет гораздо быстрее, чем Рыбы-хирурги, уверяю вас. Вы можете сесть?

Она боролась с тошнотой, но все же села с помощью Джокера и впервые взглянула на свою лодыжку.

Он разрезал на ней башмачок. Чулок был спущен, открывая щиколотку. Которая была похожа на что угодно, только не на щиколотку. Нога распухла и побагровела, к тому же была вывернута под неестественным углом, а сбоку сквозь кожу что-то торчало – это (догадалась она) сломанная кость, которая едва не пропорола кожу. Кэт снова застонала. От этого зрелища ей стало еще больней.

– Вот, – повторил Джокер, опуская в бадейку деревянный ковш. Темная жидкость захлюпала и чавкнула, с черпака свисали тягучие медовые капли. – Выпейте это.

– Что это? – спросила Кэт.

– Патока.

– Патока? Не может быть…

– Просто выпейте, Кэтрин. – Сев рядом с ней, он смотрел, как она берет дрожащими руками ковш (пальцы прилипали к краям). Джокер сидел так близко, что коленом касался ее бедра, и протягивал руки, чтобы подхватить черпак, если она его выронит.

Паточный колодец – еще одна волшебная сказка. Место, где из недр земли, булькая, бил ключом сладкий сироп, обладающий сказочными целебными свойствами.

Джокер его нашел? Он знал, где искать. Как…?

Мысли путались, рассуждать было трудно. Она поднесла ковшик к губам, потому что не смогла придумать причины для отказа, хотя пить патоку оказалось трудно. Но Кэт упорно, глоток за глотком, втягивала в себя этот густой, сладкий и сытный сироп.