– Еще один, сир! – Шанди протянул свиток.

Запавшие глаза приоткрылись. Старик проснулся. Трясущейся рукой со вздутыми синими венами он принял документ и передал его на другую сторону – легионеру, ставившему печати. Готово.

Все было вполне законно.

Из корзины документы шли в руки центуриону, от него – принцу, от принца – старику в кровати, а потом – легионному писцу. К тому моменту, как печать высыхала, они вновь оказывались в корзине. Император утверждал еще один закон, эдикт, приказ или что-то другое. Все в рамках законности.

– Отзыв в столицу проконсула Ионфо.

– Сир?

Другое дело. Ампили и Акопуло в один голос прочили умницу Ионфо в консулы на будущий год, и Шанди тоже одобрял их выбор. Пришло время ввести в правительство несколько своих людей. Император, должно быть, не заметил их волнения; он просто передал документ для скрепления печатью.

Ампили присел на краешек постели, в ногах, вместе с Акопуло и маршалом Итхи. Перед ними также стоял стол, заваленный бумагами. Когда у Шанди возникали какие-то сомнения по поводу того или иного документа, этим занимались его советники. Так жила Империя сейчас, в последние дни Эмшандара IV. Так ею управляли. Когда-нибудь люди обо всем узнают из мемуаров Ампили.

Со времени возвращения принца в Хаб прошло уже шесть недель – он вернулся как раз вовремя, чтобы предотвратить окончательное падение государственности, – шесть недель с тех пор, как Ампили увидел тот невероятный, невозможный образ в бассейне-прорицателе… и солгал, чтобы не рассказывать о нем.

Огромная куча запущенных бумаг потихоньку таяла, и Ило как-то даже заявил, что ничего срочного в ней уже не осталось. Постоянное поступление новых документов оставляло мало времени на неспешный разбор старых, но стопки все равно становились тоньше. Когда Ампили думал, что стало бы, не будь с ними этого юного распутника или не приди Ило в голову запрячь преторианских выскочек в разборку бумаг, его начинали преследовать ночные кошмары. Разумеемся, несчастные жертвы обстоятельств едва не устроили мятеж – ходил даже шепот о попытке самоубийства, – но принц настаивал. И его побуждения тоже можно понять… Говорят, преторианцы работали целыми днями и вдобавок ночами – в жуткой спешке, только бы управиться с работой и избавиться от своего «позора». Ило уже даровал одному из них свободу – чтобы подхлестнуть остальных. Гражданские чиновники могли бы работать над этой кучей всю свою жизнь.

И еще, под началом у Ило останется сам центурион – и сандалия его так и не дождется поцелуя! Странные слухи… Ампили просто не мог придумать способа подтвердить или опровергнуть его. На самом деле он плохо представлял себе, кто мог его пустить – кроме, быть может, самого Ило.

– Хартия привилегий вольному городу Гарпу, – молвил центурион с хорошо вышколенной невозмутимостью.

Шанди даже не стал просматривать ее. Без всяких сомнений, кто-то хорошо заплатил за эту бумажку… Хотя заплати они на пару крон больше, их расчудесный город назывался бы и получше.

– Еще одна, сир!

– Нет!.. Устал. Хватит… – Высохшее, обтянутое кожей лицо на подушке не открыло глаз, но упрямо сжало сморщенные губы.

Нахмурившись, Шанди взглянул на богато украшенные часы работы дварфов, стоявшие на каминной полке.

– Мы устроим перерыв и потом вернемся к работе. Четверть часа, господа.

Преторианцы выскользнули за дверь; центурион – с пустой корзиной в руках, два гвардейца – с полными. Шанди встал, потянулся и отошел к кофейнику. Остальные тоже поднялись со своих мест и, чуть пошатываясь, последовали за ним.

У Ампили нашлось чем занять забитую бумажной пылью голову – у Шанди за обедом была назначена встреча с представителями Илрэйна. Если и есть на свете: что-то, способное свести с ума начальника протокольной службы, так это эльфы. Нордленд поддерживал сейчас связь с Империей через единственного своего посла: если он не имел полномочий говорить за танов, тогда он, по крайней мере, открыто в том признавался. Но эльфы! Десяток эльфов может щебетать на десять разных тем одновременно или же высказывать десять разных мнений по одному вопросу, – и ты никогда не поймешь, кого из них стоит слушать! А ведь среди них вполне может оказаться один, облеченный достаточными полномочиями, чтобы говорить серьезно, надо только сообразить, который из них… Даже если досконально разобраться в их несусветных титулах, ни за что не поймешь, действительно ли они означают хоть какую-то степень власти. Одно простое правило, однако, может помочь: одетый наиболее скромно наверняка и есть наиболее важный чиновник, а самая пышная одежда означает практически полное отсутствие значимости… Но это правило имеет и обратный ход: если они знают, что ты его знаешь, тогда они наверняка оденутся наоборот. А ход мысли эльфа способен сбить с толку самих Богов!.. Рот Ампили наполнился слюной при воспоминании об эльфийской кухне. Впрочем, у них всегда слишком маленькие порции… Етуны же едят одну только рыбу, да и ту вываренную почти до полной потери вкуса, но зато етуны понимают, что перед гостем надо ставить вместительное блюдо…

Маршал в каждой руке держал по пачке бумаг.

– С этими все в полном порядке, ваше высочество. А вот с этими я рекомендовал бы ознакомиться лично.

Шанди улыбнулся ему над ободком своей чашки:

– А зачем тогда я держу тебя здесь, старый ты плут?

– Как раз для этого! – Итхи попытался усмехнуться в ответ. Он был пожилым, болезненным человеком. Лицо маршала распухло и совсем потеряло цвет после недавнего посещения зубодера; он, наверное, до сих пор страдал от зубной боли. Сейчас он носил гражданский костюм, что было ему к лицу. В военном панцире он походил на дряхлую черепаху… Итхи уже многие годы пытался уйти на заслуженный отдых, и Шанди отпустит его сразу, как только все уладится.

«Как только все уладится» – в последнее время эта фраза то и дело мелькала в разговорах. Она значила: когда умрет Эмшандар.

Старая развалина устраивал истерики всякий раз, как кто-то заговаривал о регентстве. Шанди, само собой, мог бы подать формальное прошение, – и сенат с ассамблеей назначили бы его регентом быстрее, чем писец заточит гусиное перо, – но Шанди наотрез отказывался от этого шага. Очевидно, он был не в состоянии нанести старику последнее оскорбление… Сентиментальность – скверное качество для политика, но в свое время дед был для него и отцом, и отчасти матерью.

К тому же – даже Ампили готов признать это – более пяти десятков лет Эмшандар был неплохим императором. Не «великим», правда, зато лучше большинства. И вот: все шесть недель, истекшие со времени возвращения Шанди, он крайне редко выбирался из постели.

Но они справлялись. Они могли еще немного подождать, поддерживая прежние порядки.

Ампили был убежден, что они сумеют справиться. Шанди тоже так думал. У Акопуло подобной уверенности не было; вчера он подчеркнул, что в Зарке халиф опять машет своей кривой саблей, да еще и похлеще прежнего, дварфы совсем распоясались, и гоблины тоже словно с цепи сорвались. Даже фавны Сисанассо начали устраивать выкрутасы и подбрасывать Империи какие-то проблемы, а ведь они сидели тихо вот уже больше века. На востоке неурожай. Амбель разрушен сильным землетрясением. Уже не одна, а целых две кометы еженощно пылают в северном небе, – а всем известно, что появление кометы означает скорую смерть императора. Даже наименее суеверные подсчитывают дни до конца тысячелетия.