– Оставь себе копии, Рексрот. Мой тебе подарок.

Я так и стоял там, чувствуя огромный ком в горле и собрав волю в кулак, когда Джордан с Вал направились к двери. Она выглядела так, будто была в смятении от чувства вины, а он был похож на дьявола. Джордан обернулся.

– Трент Рексрот молчит. Неудивительно.

– Хочешь услышать пару слов? – Я шагнул в его сторону, широко улыбаясь. – Вот тебе кое-что, чтобы перебиться в ближайшее время: спасибо, что подробно изложил свой план. Гляди в оба. – Я выпроводил обоих из своей квартиры. И прежде чем захлопнуть дверь перед их растерянными лицами, я сказал напоследок: – Мой ход.

– Не могу поверить, что ты заставляешь меня это сделать, – простонала я, подтолкнув Бэйна плечом.

Темные солнцезащитные очки закрывали бÓльшую часть моего лица, пряча опухшие глаза размером с тыквы. На мне была одна из его маек для серфинга и короткие шорты, потому что я ничего не успела забрать из особняка родителей. Отец сменил все замки и, по сути, выставил меня из дома, не дав даже собрать вещи.

Мы с Бэйном стояли на широком крыльце дома его матери. Простые материалы и отделка вкупе с красочным садом странным образом обнадеживали. Человек, живущий в таком теплом, гостеприимном месте, не мог причинить мне вреда, правда?

– К этому давно шло. Особенно с тех пор, как Рексрот начал играть в семью со своей бывшей. – Бэйн собрал свои светлые волосы в пучок и громко постучал в дверь.

Мне показалось странным, что он не вошел прямиком в дом, но Бэйн был профессионалом по части странных взаимоотношений. Учитывая, что он съехал из дома в восемнадцать лет и не отправился в колледж, я решила, будто он любил свое личное пространство. и, возможно, его мать тоже.

– Она не его бывшая, и у меня нет никаких доказательств тому, что они играют в семью.

Я всхлипнула и потерла уставшие глаза под стеклами очков. Встреча с Вал причинила мне боль тысячи насильственных смертей, но я пыталась убедить себя, что так будет лучше для Луны. А Трент… если он захотел снова с ней сойтись, я не могла его винить. Я ничего не знала ни об отношениях, ни о том, как быть родителем, и почти ничего о том, как сохранить единство семьи.

Дверь распахнулась, и при виде стоящего на пороге человека у меня перехватило дыхание.

Бэйн вошел внутрь, не замечая, что земля снова ушла у меня из-под ног.

– Гиджет, это моя мама, Соня. Соня – это Гиджет, также известная, как Эди Ван Дер Зи.

Соня.

Рыжеволосая женщина, с которой Трент занимался сексом, когда я зашла к нему в кабинет. Чтобы отомстить мне за то, что я, как он думал, переспала с Бэйном. Ее сыном. Я не знала, чему поддаться: ужасу или раздражению. Очевидно, что Соня разделяла мои чувства, потому что отошла от двери, сжимая рукой ткань нежно-голубой блузки и тотчас лишившись дара речи.

– О, – произнесла она еле слышно.

Я поверила Тренту, когда он сказал, что больше не виделся с ней, но оттого ситуация не становилась менее неловкой. Я задумалась, знала ли она о нас с ним. Ненавидела ли меня за это. Захочет ли вообще помогать.

– Ты чего ждешь, Гиджет? Гребаного Папу Римского? Заходи, – проворчал Бэйн и, протиснувшись по выложенному плиткой коридору на кухню в дальнем его конце, открыл холодильник.

Он достал оттуда две банки пива, будто нам не было всего по восемнадцать и закон не запрещал нам пить алкоголь. Затем направился в открытую гостиную. Я осталась стоять на пороге, не в силах даже снять очки.

– Эди, – торопливо прошептала Соня, открыв дверь шире. – Все хорошо. Ты можешь мне доверять. Я уже пятнадцать лет работаю детским психологом. Забудь о том, что видела в тот день. Это никак не коснется ни тебя, ни твоего брата.

Моего брата. Верно. Благодаря ей я виделась с ним в воскресенье.

Я осторожно шагнула в дом. Бэйн уже сидел в гостиной и открывал банки с пивом, а из колонок грохотала песня «Lonely Boy» группы The Black Keys. Мы с Соней, словно две напряженные фигуры, подошли к дивану, а я пыталась прокашляться от кома, вставшего в горле от стыда и ревности.

– Прополощи пивом. – Бэйн закинул длинные ноги на оттоманку, усевшись на потрепанный фиолетовый диван в духе того, что был в сериале «Друзья».

Я глянула на Соню, и она ответила мне вежливой улыбкой.

– Я слышала, у тебя выдалась тяжелая неделя.

Я опустошила банку за пару больших глотков и, опустив голову на одну из подушек, на миг закрыла глаза. Спасибо.

Соня села напротив, скрестив ноги и сцепив пальцы в замок, и одарила меня безраздельным вниманием. Она была шикарно одета, и я испытывала к ней противоречивые чувства. Мне хотелось чувствовать к ней неприязнь, но как это было возможно, когда она так упорно пыталась мне помочь и была так чертовски мила?

– Понравилось пиво? – улыбнулась она.

Я кивнула, осторожно держа пустую банку в руках, вместо того чтобы поставить ее на журнальный столик. Отец убил бы меня и за меньшее прегрешение, чем пятно, оставленное на его драгоценном итальянском дубе.

– Ты знала, что в Европе законодательно разрешено пить с восемнадцати лет? Я всегда предпочитала российские порядки.

Она так широко улыбнулась, казалось, будто вот-вот подмигнет.

У Романа «Бэйна» Проценко была интересная мать. Она сбежала с ним из России и дала ему свободу, а он, в свою очередь, жил полной жизнью.

И она была рада за него. Довольна.

Как странно.

– А теперь расскажи мне о своем брате и угрозах твоего отца в отношении него. Я хочу, чтобы ты начала с самого начала. С того момента, когда твой отец определил его в первый интернат.

Соня взяла со столика стакан с чем-то, что по запаху было похоже на водку, и сделала глоток.

И я рассказала.

Я открыла свое сердце, рассказав о том, что Тео никогда не знал любви ни одного из наших родителей. О том, как Джордан откупался от роли родителя, всегда выбирая кратчайший путь. Как всегда отправлял Теодора в какое-то учреждение и прыгал из города в город по праздникам, чтобы нам не приходилось навещать Тео.

Я не знала, что внушало больший ужас: пересказывать события тех лет, в течение которых Тео был лишен заботы, и проговаривать это вслух, понимая, как отвратительно это звучало. Или видеть их лица, когда я открылась им. Соня, похоже, была готова расплакаться, и даже Бэйн в какой-то момент убавил громкость музыки и уставился на меня так, будто его мир стал немного мрачнее.

Когда я закончила, Соня прокашлялась, опустив взгляд себе на бедра.

– Роман, выйди, пожалуйста, из комнаты.

Если Бэйн и был шокирован, то не подал вида и, прихватив пиво, направился к двери.