«Виски двухлетнее купажированное. Сорт № 12. Произведено в г. Бингетон. Бингетонское виски – лучшая марка в стране и проверенный знак качества».

– Это точно, – подтвердил несомненный авторитет в области алкогольных напитков. – Любая местная рыгаловка стократ лучше рыгаловки откуда-либо ещё. Бингетон, монсеньор, он вроде земного рая: нигде не сыщешь выпивку под стать той, что гонят здесь. Весь город этим живёт. А День города – это, ясное дело, день выпивки. Трезвым не уйдёт ни лунатик, ни святоша. Ха-ха-ха!

Бродяга, продолжая гоготать, поднялся со скамьи и нетвёрдой походкой направился куда-то.

– Наверное, за добавкой, – предположил Кристоф.

– Как можно так нарезаться уже с утра? – поразился Бен.

– В мире и не такое бывает.

– Не знаю, как там бывает в мире, – чародейка покачала головой, – но одно мне известно точно: чёрта с два я дам сегодня себя напоить!

На этом месте Кристоф от смеха чуть не свалился с кровати.

– Чёрта с два, значит? – покатывался он. – Не, ну а что? Судя по всему, насильно тебя никто не поил. Ты сама… так сказать, на добровольных началах… придраться не к чему.

На лице волшебницы застыла кислая мина.

– Ты-то сам тоже хорош: ни меня не остановил, ни сам… А, да что теперь воздух сотрясать?

– Сотрясать – не портить, – справедливо заметил Кристоф и прекратил веселье. – Ну вот, теперь мы знаем, где оказались. Это ведь всё ещё Бингетон, Бенни?

– Несомненно.

– Отлично! Значит, куда ехали, туда и приехали. А то я уже начал сомневаться.

– Мы прибыли сюда с конкретной целью: взять нову, – колдунья вернула разговор в деловое русло. – Та же цель у нас и теперь. Бен, что было дальше?

– Дальше, если можно так выразиться, началась работа, – Финкельштейн сверкнул зубами. – А присоединиться к празднествам всё же пришлось, мэм. И на то были причины.

До полудня было ещё далеко, но город не терял времени даром, раскручивая маховик торжества. Праздничные вывески, гирлянды, яркие игровые костюмы, призывы лоточников и лавочников – всё говорило о том, что отмечать собственные именины Бингетон привык с размахом. Ищейки лавировали в пока ещё хилом, но постепенно набиравшем силу людском потоке, глазели по сторонам и поражались выдумке устроителей грядущего веселья. Громче всех поражался Финкельштейн.

– «Гонки пьяных поросят!» – восклицал он, читая афишу за афишей. – «Мастера сочных пощёчин!», «Турнир «Самая Быстрая Глотка!» – тут он разобрал мелкий шрифт. – «Испытание для самых стойких. Выпей своё скорее других, стань чемпионом, прославься и получи приз». Фантастика! Неужели всё это случается каждый год?

«Бедный студент! Света белого не видел из-за стен Академии. Теперь вот фонтанирует эмоциями».

«И не говори. То ли ещё будет, когда он узнает, за кем мы охотимся».

Тут-то и обнаружилось досадное неудобство. Кристоф выразительно посмотрел на подопечного. Стажёр старательно похлопал глазами. Кристоф удивлённо приподнял бровь. Бен поджал губы. Кристоф напряжённо нахмурился. Бен пожал плечами. Кристоф…

– Долго будете в гляделки играть? – скучающим голосом осведомилась ведьма.

– Ты чего не отвечаешь мне? – накинулся Кристоф на стажёра.

– В каком смысле? Я… я не понимаю, сэр.

– Я тебе сейчас мыслеречью вопрос задал.

Финкельштейн приуныл.

– Я не владею мыслеречью, сэр, – виновато признался он.

– То есть как?! – не сговариваясь, воскликнули оба агента.

– Вот так. Не сложилось.

– Этому же с малых лет учат, – не мог поверить наставник. – Я к тринадцати годам свободно изъяснялся мыслеречью. Энвер владела ею уже в одиннадцать. Все маги к совершеннолетию так или иначе умеют разговаривать мысленно. Это норма.

– У меня не получается, сэр. Никак, – Бен вздохнул и грустно пошевелил ушами.

– Совсем?

– Ну… когда кто-то рядом мыслеречью думает, я чувствую… что-то. Как будто птица мимо головы пролетает, едва касаясь перьями. Но и только. Я пробовал много раз.

Ищейка задумчиво поскрёб затылок.

– Мда-а, незадача! Ладно, запомним это. Понимаешь, Бенни, в ближайшем будущем мыслеречь может нам очень пригодиться, – волшебники, спасаясь от гомона и толчеи, завернули в первое попавшееся кафе (пока ещё пустое) и заняли столик в глубине зала. – Ты ведь очень вовремя подоспел: мы как раз напали на след одной крайне любопытной новы.

– Любопытного или любопытной – это ещё предстоит выяснить, – усмехнулась Энвер.

– Точно.

– То есть? – не понял юноша.

– Мы ещё не знаем, кого преследуем. Пол, возраст, детали внешности остаются для нас тайной.

– В этом вся изюминка, – подхватила Энвер. – На нову мы вышли в Холифилде неделю назад. Следы чистой Силы, разумеется, нашлись, но прежде всего там были свидетели.

– И они несли такую чушь, что даже полисмены крутили пальцами у висков, – Кристоф изобразил упомянутый жест. – Короче, жила-была в одной деревушке писаная красотка по имени Долорес. Неприступная, как скала, отвадила многих ухажёров. А всё потому, что была влюблена в молодого рейнджера – известного повесу и фанфарона. Но девицам такие нравятся. И Долорес не скрывала своих пламенных чувств, приводя отца, человека состоятельного и уважаемого, в ярость. Он и слышать не хотел о подобном зяте.

– Наверняка думал выдать её за какого-нибудь старого богатого пердуна, – желчно проговорила Энвер.

Тут подошёл официант. Чтоб его отшить, пришлось заказать кофе и тарелочку жареной картофельной соломки. Официант, удивлённый безалкогольным заказом, удалился, и светлый маг продолжил:

– В один из августовских вечеров, когда папаша был в отъезде, к Долорес явился тот кавалерист – с пылким признанием, цветами, бутылкой вина. Девица и впустила его через окно. На всю ночь, ага. Утром любовничек сбежал, прихватив с собой бижутерию на внушительную сумму. Через пару дней дочь кинулась воротившемуся папке в ноги и созналась, что по глупости отдала невинность и кое-что из приданого ловкому обольстителю. Взбешённый отец велел разыскать наглеца, и того вскоре нашли. Увы, парень имел железное алиби: в ту памятную ночь он, будучи в стельку пьян, дрых на сеновале у своего дядьки, в соседнем селе.

– Дядька и его батраки ручались: обвиняемый не сумел бы совершить приписываемых ему злодеяний, поскольку элементарно не стоял на ногах, – добавила ведьма.

– Ни в седло сесть, ни девку обесчестить, – согласился светлый маг. – Но самым странным было следующее: бедолага клялся, что напивался не с кем-нибудь, а с отцом Долорес. Тот якобы приехал к нему накануне, назвал сыном, предложил руку дочери и всё наследство в придачу. Потом оба выпили по чарке в кабаке, и «отец» ушёл, а кавалерист остаток дня надирался, угощая всех подряд. Хозяин кабака подтвердил, что пожилой господин действительно был и покинул захмелевшего компаньона, прихватив бутылку вина.