кровати. — Они причинили боль моему брату. Они чуть не убили его, поэтому я убил их. Убил их так, как они того заслуживали. Но теперь они не уходят. Они никогда не уходят. И они тоже...

Я указал дрожащей рукой на двух людей, которые преследовали меня больше всего.

— АК, я ничего не понимаю.

Она придвинулась ближе ко мне, взяла за руку и крепко сжала. Я посмотрел на ее тонкие пальцы в своих.

— У него было посттравматическое расстройство, — сказал я едва слышно. — Они отправили его в больницу в те месяцы, когда я еще отбывал остаток своей службы. Я не мог с ним увидеться — его привезли обратно в Техас. Я не знал, насколько все плохо, пока не вернулся домой. А вернувшись, я обнаружил, что мой брат в полном дерьме... за гранью полного краха.

Фиби поцеловала мою руку, и я посмотрел ей в лицо.

— Я не знал, что делать. Он пил, но хуже того... Подсел на героин. Я вернулся домой и обнаружил, что мой брат был наркоманом уже несколько гребаных месяцев, и никто мне ни хрена не сказал. Мысленно он все еще жил в Ираке. Все еще в той гребаной комнате, теряя рассудок. Проживая пытку день за днем. Для него это никогда не кончалось.

— Я все равно не понимаю, — сказала Фиби.

— Мой брат.

Я почувствовал боль от простого произнесения этого слова.

— Я убил своего брата, Фиби. Сапоги... у двери, оружие в сундуке. Это его хижина, в которую он привозил меня ребенком. Он мертв, и это моя вина.

Я бросил взгляд на него, стоящего в ногах у моей кровати, с его запястий и горла капала кровь, его тело было слишком худым и слабым. Он протянул мне руку, чтобы я взял ее, но сколько бы раз я ни пытался это сделать, моя рука просто провалилась сквозь воздух. Я не мог до него дотянуться.

— Это я во всем виноват, — повторил я. — Я облажался. Потерял все, потому что облажался.

Руки Фиби сжались в моих.

— Расскажи мне. Расскажи, что случилось. Тебе это нужно, АК. Я здесь. И не дам тебе упасть. Не позволю им причинить тебе вред.

Я посмотрел ей в глаза и, не имея больше сил бороться, рассказал ей все. Впервые в жизни кому-то рассказал обо всем — вступление в морскую пехоту, похищение, пытки.

Что я сделал.

А потом…

Она махала мне рукой, пока я проходил через аэропорт. Я передвинул сумку повыше на плечо и улыбнулся, увидев, как маленький человечек оторвался от ног Тины. Зейн пробился сквозь толпу и бросился в мои объятия.

— Зейн! — Я крепко прижал его к груди. — Я скучал по тебе, приятель!

Зейн сжал меня в ответ.

— Я тоже по тебе скучал, — сказал он.

Я откинул голову, чтобы посмотреть на него.

— Черт! Насколько ты вырос?

Он пожал плечами.

— Довольно на много.

Парень не шутил. Не могу поверить, как сильно он изменился за девять месяцев.

— Привет, незнакомец.

Я обернулся и увидел Тину. Я улыбнулся своей невестке, но быстро спрятал улыбку, когда по-настоящему посмотрел на нее. Она была совсем худой. Ее лицо было осунувшимся, и, черт возьми, она выглядела уставшей.

— Привет. — Я оглядел аэропорт в поисках брата. — Где Девин?

Тина отвернулась. Когда она оглянулась, ее глаза были полны слез. У меня упало сердце.

— Папа в больнице, — сказал Зейн, и я замер.

— Что? — спросил я Тину.

Она взяла меня за руку.

— Поехали домой. Там я тебе все объясню.

Я последовал за ней через аэропорт. Мы молчали в машине, позволяя Зейну рассказать о последних девяти месяцах и о том, что я пропустил. Но все, что я мог услышать, было: «Папа в больнице».

Когда мы вернулись домой, Тина отправила Зейна в его комнату. Я сел за кухонный стол, а Тина приготовила кофе. Она прислонилась к стойке, и только когда я увидел, что ее спина дрожит, я понял, что она плачет.

Я вскочил со своего места, все еще одетый в униформу, и развернул ее лицом к себе. Я возвышался над ней, ее крошечное тельце прижималось к моей груди. И она, черт возьми, разбивала мне сердце. Она рыдала и рыдала, пока не смогла дышать достаточно, чтобы сказать:

— Человек, который вернулся, это не мой муж. И не твой брат.

Я зажмурился, вспоминая его в дальней комнате здания повстанцев.

— Что случилось?

— Он вернулся домой, но каждый вечер сидел у нашей двери с винтовкой в руке. Он сказал, что они вернутся за ним. Говорил, что убьет их до того, как они доберутся до нас.

— Черт, — сказал я и услышал, как мой собственный голос дрогнул.

— Мне пришлось отвезти Зейна к сестре. У меня не было выбора. Из-за Дева наш мальчик боялся возвращаться домой, поэтому я отправила его к Клэр. Я пыталась, Ксав. Пыталась помочь ему, но это было уже слишком.

— Значит, его заперли? — спросил я сквозь стиснутые зубы.

— Клэр и Том обследовали его. Его положили в больницу. С тех пор он там.

— В какую больницу?

Когда Тина сказала мне, я вскочил на свой «Харлей» и помчался по дороге от дома к больнице. Персонал благодарил меня за службу, пока я бежал по коридорам, все еще одетый в униформу. Меня не хотели пропускать, но, когда я сказал медсестрам, что только что вернулся из Ирака, они впустили меня.

Запах хлорки ударил мне в нос, когда я толкнул дверь палаты. Все вокруг было белым и холодным. Девин лежал на ближайшей кровати. Мое сердце разбилось, когда я увидел его безжизненные глаза, просто уставившиеся в потолок.

— Дев?

Я медленно подошел к нему.

Он повернул голову. Его волосы все еще были коротко подстрижены, но это все, что осталось от моего прежнего брата. Он стал вдвое меньше, чем когда был здоров. Его кожу покрывали шрамы, но хуже всего было то, что жизнь исчезла из его глаз.

Как и сказала Тина, он был здесь телом, но не разумом. Моя рука дрожала, когда я взял его за пальцы. Девин даже не вздрогнул. Он просто продолжал смотреть, как будто вообще меня