Как быстро в нём вызрело это «мы», подумал Тайга. Сколько он здесь? Четыре года? Пять?

– И всё-таки хорошо, что у нас одна вера, – добавил отце Миклаш.

– Чем? – спросил Тайга.

– Когда нас перережут, то хотя бы не тронут храм. Пройдет недолгое время, и он снова даст людям свет. А ты только прикинь, что было бы, молись Алтина другому богу!..

– Слушай, хватит! Откуда такая паника, а? Вы живете не на хуторе, не в гетто посреди алтинских гор, а в Плешине, под защитой военного гарнизона, так всё равно твердите как попугаи: «Перережут-перережут!»

Тайга аж хлопнул ладонью по колену.

– Рома… – священник смотрел на него как на маленького, – сколько вас, скажи мне?

– Военная тайна, – буркнул Тайга.

– Вас сто тридцать семь человек, Рома, включая врача и четырёх медсестер. У вас шесть бронетранспортеров вместо штатных одиннадцати, и из тех – один в ремонте из-за поломки трансмиссии, а еще один заводится через раз. Пятнадцать офицеров и сто семнадцать солдат. Вы все здесь как на ладони. Когда придет время, вас тоже будут иметь в виду.

От слов отце Миклаша стало не по себе. Тайга одернул себя: глупости! Кто ввяжется в открытый бой с мотострелковой частью регулярной армии? Хотя даже собственный опыт подсказывал, что…

Нет никаких «хотя». Нечего и думать об этом.

– Плешнино Горсце? – шутливо спросил он, сложив ладони лодочкой.

Что-то витало в воздухе, вечная тревога плешинцев перекинулась и на офицеров гарнизона.

Тайга попытался отказаться от участия в совместном рейде с итальянцами по перехвату крупной партии наркотиков. Ему велели не умничать и лично возглавить российскую группу.

В гарнизон приехали щеголеватые карабинеры для проработки плана операции. Серьёзный, как абитуриент на первом экзамене, «капитано Скаппоне Первого особого полка «Тускания"», а в придачу – два разгильдяя-лейтенанта, которых, чтобы не путались под ногами, сразу отправили в кафар, к явному удовольствию последних.

Тайга сносно изъяснялся на языке вероятного противника, Скаппоне – на языке вероятного союзника, оба пользовались артиклем «зе» чисто интуитивно, и в целом средств общения хватало.

Согласование деталей не заняло и получаса – пробежались по картам, уточнили время и маршруты выхода на точку, сплошная рутина. По данным из каких-то мутных источников, искомая машина должна была ранним воскресным утром пройти через Полуденный перевал, по стыку итальянской, французской и российской зон контроля. Где её и следовало брать. Подобные рейды редко когда давали хоть какие-то результаты – майор Тайга и капитан Скаппоне знали об этом по собственному опыту. Но служба есть служба.

– Роман, – спросил итальянец, когда с формальностями было покончено, – я уже пятый раз в Плешине и до сих пор не видел мальчика!

Тайга откашлялся.

– Какого – мальчика?

– С мечом, – как о чём-то само собой разумеющемся сказал Скаппоне. – Кривым таким, сло´ва не помню.

– Охрименко! – позвал Тайга. – Гости хотят какого-то мальчика с кривым мечом! Обеспечишь?

– Покажите мне Москву, москвичи! – высоким голосом спел Охрименко. – Это ж надо Вольховского звать, товарищ майор! Нашу птицу певчую…

– Так беги!

Охрименко воспринял команду буквально.

Роман уверенно кивнул итальянцу:

– Сейчас всё будет.

Скаппоне уточнил:

– Мальчик, да?

– Конечно! – подтвердил Тайга и, чтобы сменить тему, не слишком деликатно ткнул пальцем в запястье Скаппоне, где из-под манжеты выглядывал бледно-голубой вензель из букв «N», «S» и «F». – Что это такое?

– Ниэнте[2], – безразлично ответил итальянец. – Просто юная глупость.

Вольховский пел соловьём. За пять минут он изложил краткую историю Тополины, показал офицерам самые знаменитые улицы и дома Плешина и успел бы рассказать ещё многое – но Охрименко остановил «уазик» на маленькой сжатой домами площади у неприметного монумента.

Тайга бывал здесь не раз, но упускал памятник из виду – почерневшее от времени, плесени и выхлопных газов изваяние выглядело так неказисто, что майор не удосуживался рассмотреть его подробнее.

Но сейчас капитан Вольховский так уверенно выступал в роли гида, что Тайга почувствовал себя праздным туристом. За грязью и копотью он вдруг поймал суть скульптуры.

На широком низком постаменте лицом вниз лежал человек в форме. Судя по эполетам и сапогам со шпорами – кавалерист, какой-нибудь гусар или улан. Судя по неестественной позе – мёртвый.

Над ним склонился мальчик, лет десяти, не более. Растрепанные кудри, расстегнутый воротник. Глядя не на поверженного взрослого, а вперед, в глаза Тайге, мальчик тащил из ножен на левом боку убитого тяжелый широкий палаш.

«Младо до сабро».

– Это просто памятник? – спросил итальянец. – Или настоящий мальчик?

– Когда немцы перешли границу, королевская гвардия совершила единственную контратаку. Лошадь против танка немногого стоит, – сказал Вольховский. – На третий день война закончилась, и офицеров танковой дивизии определили на постой в Плешин.

Охрименко согнал всех в кучку перед монументом, щелкнул пару кадров, потом перебежал площадь, вытащил за собой из цветочного магазина продавщицу и показал ей, как наводить и куда нажимать. Сам пристроился рядом со Скаппоне, и все улыбнулись вспышке.

– Этот мальчик три дня искал в поле своего отца, – продолжил капитан. – А когда нашел, то забрал его саблю, ночью скрытно вернулся домой в Плешин и зарубил офицера-танкиста, ночевавшего под их крышей.

– Я понял, понял, не переводи, – сказал Скаппоне Тайге, – нашел меч, убил танкиста.

Охрименко завёл машину.

– А что случилось с мальчиком? – спросил Тайга, предчувствуя неприятный ответ.

– Об этом не любят вспоминать, – ответил Вольховский, перелезая через борт, – потому что об этом лучше не думать. В этой стране, чтобы стать героем, надо сначала нанести страшный урон врагам, а потом погибнуть страшной смертью.

Тайга перевел итальянцу.

– Ну прям как наши пионэры-герои! – нараспев протянул Охрименко и с хрустом включил первую передачу. – Валя Котик унд Марат Казей!

– А вот не надо над этим глумиться, лейтенант, – сказал Тайга. – Ты молодой, для тебя это легенды и выдумки, а для кого-то была жизнь.

– Посмотри, Роман, какие у него глаза, – сказал Скаппоне. – Мальчик всё знает ин античипо… заранее. Но обязательно сделает то, что задумал.

Тайга оглянулся на памятник, но тот уже остался за поворотом.