– Я решил встретиться с мистером Энхолт-Сперри в надежде больше узнать о его покойном клиенте. Это необходимо мне для будущей статьи в «Санди таймс», – уклончиво ответил Росс.

Затем он подписал показания, согласился, если возникнет необходимость, приехать еще раз для более подробного допроса, и ближе к восьми вечера отправился в долгий путь домой, в Брайтон.

«Связана ли смерть старого поверенного со всем происходящим? – спрашивал он себя. – Или это просто совпадение?» Энхолт-Сперри был стар, толст, с больным сердцем; явно не слишком здоровый человек. Вполне возможно, это действительно обычный сердечный приступ.

Несколько лет назад Росс опубликовал статью о поверенном, которого убил недовольный клиент. Что, если и Роберт Энхолт-Сперри кого-то сильно разозлил?

Хотя вряд ли. В глубине души Хантер был уверен: смерти Кука и Энхолт-Сперри связаны между собой. Однако у поверенного не было никаких внешних повреждений; значит, если это и убийство, то хитро замаскированное.

Снова вспомнилась пустая папка на столе – папка с его именем. Быть может, содержимое ее увез с собой мотоциклист? Или поверенный собирался положить что-то в эту папку, но не успел?

И что там должно было лежать? Третий, важнейший набор координат?

Имоджен предупреждала, что встречается с подругой и вернется домой поздно; вспомнив об этом, Росс снова набрал ее номер. К его облегчению, она ответила почти сразу.

– Привет! Я беспокоился: и звонил, и писал, ты не отвечала… Все нормально?

– Нет, Росс, – ответила жена дрожащим голосом, в котором ясно слышалась близость слез. – Не нормально. Совсем нет. – И вдруг сорвалась на истерический визг: – Ничего не нормально, совершенно не нормально, слышишь?!

Вторник, 14 марта

«Борис – на редкость умный парень! – думал Эйнсли Блур, глядя, как обезьяна деловито стучит по клавиатуре. – Понял, что от него требуется!» Теперь капуцин все чаще нажимал клавиши «я», «и», «а» и жадно хватал арахис, виноград и кусочки бананов, падающие по желобу в кормушку в качестве награды за успех. Судя по страницам, которые выплевывал принтер, понял Борис и еще одну хитрость: за слово «ты» можно получить целое яблоко, апельсин или банан.

Остальные пять обезьян ничего этого не понимали. И на собрание сочинений Шекспира в их исполнении надеяться не приходилось.

Блур разрабатывал новый алгоритм, который объяснит Борису, что за более длинные слова он будет получать больше лакомств, но пока ничего не получалось. Тупое животное по-прежнему печатало «я», «и», «а», иногда «ты» и не двигалось дальше.

Однако сейчас, дрожа от промозглого холода, Блур чувствовал, что неудача эксперимента с Борисом – самая малая из его проблем. Позади был долгий и трудный день. Он устал, продрог, отчаянно зевал и мечтал о том, как наконец войдет в дом и нальет себе чего-нибудь покрепче. В такой туман, сказал ему пилот, летать опасно, так что Блуру пришлось ехать домой на машине с шофером. С черепашьей скоростью – из-за плохой видимости. До дома он добрался только в половине девятого, а ведь завтра с раннего утра у него интервью на «Радио-4», затем собрание директоров в Лондоне…

Раздражение Блура усиливалось от того, что он ждал важного звонка, а его все не было. Черт побери, неужели его подчиненные не умнее гребаных обезьян?

– Ну давай же, Борис, ты можешь!

Капуцин повернул голову к хозяину, словно понял, что тот обращается к нему, затем вернулся к клавиатуре и напечатал еще одну букву. По желобу в кормушку скатилась виноградина.

Еще одно «я».

– Кретин! – заорал Блур. – Ну почему вы все такие тупые?! Волосатые уроды! Я вас кормлю-пою, а вы…

И, резко повернувшись, зашагал по мокрой траве к дому, почти невидимому за стеной тумана. В этот миг у него зазвонил телефон. На дисплее появилось имя абонента.

– Да, Джулиус? – нетерпеливо ответил Блур. – Ну что? Координаты у вас?

– Хьюстон, у нас проблемы, – ответил Хелмсли.

Вторник, 14 марта

Только в четверть двенадцатого Росс наконец добрался до дома. Глаза у него слипались, однако, прежде чем выйти из «Ауди», он внимательно осмотрелся – это уже стало его второй натурой. Вроде все чисто. По дороге он тоже ничего подозрительного не заметил.

В доме горел свет. Слишком много света – в каждой комнате. Предчувствуя недоброе, Росс выбрался из машины, поднял глаза на камеры, установленные электриком, и нахмурился; под ложечкой у него неприятно за- сосало.

Все камеры были разбиты.

Прежде чем он поднялся на крыльцо, дверь распахнулась и появилась Имоджен: в белой футболке и домашних брюках, растрепанная, белая как мел, с заплаканными глазами. Ее трясло.

– Привет… – начал он, протягивая руки, чтобы ее обнять.

Жена отшатнулась.

– Лучше заходи, Росс, и посмотри, что случилось с твоим домом. С нашим домом. Бывшим нашим.

Хантер вошел – и застыл на пороге. Со стены в прихожей прямо на него смотрели два перевернутых креста, грубо намалеванных черной краской из баллончика. Над одним горела кроваво-красная надпись: «РОСС ХАНТЕР, ДРУГ АНТИХРИСТА». Над другим – «ИМОДЖЕН ХАНТЕР, БУДУЩЕЯ МАТЬ АНТИХРИСТА».

Кровь застыла у него в жилах.

Ящики стола в холле были вытащены и лежали на ковре, все содержимое их разбросано по полу.

– Вот что я увидела, когда вернулась домой, – дрожащим голосом сказала у него за спиной Имоджен. – Не только здесь, Росс. Повсюду.

Журналист поспешил на кухню. Монти не выскочил, как обычно, ему навстречу: он съежился на подстилке и дрожал.

Здесь на стене красовалась надпись: «СЛУГИ ДЬЯВОЛА». Ящики стола, шкафы – все было перерыто и перевернуто вверх дном.

Росс вернулся в холл, вышел на лестницу и здесь нашел еще одну надпись:

«И ДАНЫ БЫЛИ ЕМУ УСТА, ГОВОРЯЩИЕ ГОРДО И БОГОХУЛЬНО»[14].

Росс толкнул дверь, ведущую в гараж, зажег там свет. Инструменты, клюшки для гольфа – все в беспорядке валялось на полу. Посреди гаража лежал искореженный горный велосипед.

Росс побежал на второй этаж. И здесь религиозные надписи! В спальне, слева от кровати, большими черными буквами:

«КТО ИМЕЕТ УМ, СОЧТИ ЧИСЛО ЗВЕРЯ…»[15]

Хантер поспешил к себе в кабинет. Стены были исписаны, все перевернуто, бумаги разбросаны по полу. Резервный компьютер, стоявший на столе, исчез. Росс мысленно поздравил себя с тем, что хотя бы ноутбук сегодня увез с собой.

Он обернулся. Бледная Имоджен стояла в дверях.