- Да, - сказал он. - Это уже все. Кто-то выдает, и умело выдает. Что, вам велели с моей запиской сейчас же прийти к ним?

Ганка покачал головой.

- Нет, просто сказали, чтоб я выполнил как можно лучше ваше поручение и больше ни о чем не думал.

- Умно! - усмехнулся Войцик. - И умно, и дальновидно! Чем дальше знакомлюсь с Гарднером, тем больше отдаю ему должное. Ясно, что он серьезно рассчитывает на вас, и какое счастье, что он ошибается. В этом и есть залог его гибели, Ганка!

- Господи! - крикнул Ганка и бросился к Войцику. - Если бы вы только знали... Если бы вы только знали, что я сделал, подписав эту подлость... Я же... я же погубил профессора! Он не выдержит, когда увидит мою подпись рядом с подписью Ланэ, и если бы вы знали еще...

- Знаю, все знаю, голубчик, - ласково сказал Войцик. - И не рассказывайте мне ничего больше, не надо, я и так все понимаю.

Ганка встал, провел рукой по лицу и тяжело сел опять на табуретку.

- Что же мне делать? - спросил он тихо и как-то исступленно.

- Теперь я вас спрошу: как вы считаете, они вас действительно выпустят? - спросил Войцик, что-то соображая.

- Да, если соглашусь и дальше поддерживать декларацию, которую я подписал.

- Отлично! - Войцик дотронулся до плеча Ганки. - Обещайте все, что угодно, подпишите еще десять деклараций. Если подписали одну, остальные уже не имеют значения, но выходите обязательно - вы будете нужны. Вы очень будете нужны, и если меня не расстреляют сегодня же...

- Как? - вскочил Ганка. - Но Гарднер мне говорил совсем другое. Я даже так мог понять, что они вас не считают даже особенно опасным преступником.

- Конечно, они хотели вам это внушить, - опять улыбнулся Войцик. Нет, Ганка, они отлично понимают, сколько я стою, и если я не передал вам записку, значит делать им со мной нечего. Понимаете?

- Да, - сказал Ганка. Что-то давило грудь и не давало свободно говорить. Снова начинала болеть голова. - Да, - повторил он и сам услышал свой голос со стороны, как будто бы говорил не он, а кто-то третий, находящийся с ним рядом. - Я понимаю вас, и раз вы...

- А раз со мной больше нечего делать, значит, надо меня как можно скорее... ликвидировать! И как можно скорее! А то я, пожалуй, сумею найти способ предупредить товарищей как-нибудь иначе. Каждый прожитый мною день повышает на это шансы. Понятно?

Ганка кивнул головой.

- А через вас я все-таки ничего передавать не буду и никакого адреса не назову... Но вот что, Ганка! Если вы можете выбраться, то выбирайтесь, вот и все. И обязательно запомните про Людовика Дофинэ. Это очень важно.

- Вы железный человек, - сказал Ганка, - и, знаете, я это понял почему-то еще тогда, когда мы играли с вами в шахматы. Такие только и нужны в наше время. А я...

- А вы? - спросил Войцик. - Вы какой?

- Я? - Он беспомощно развел руками. - Видите, какой? - сказал он с жалкой усмешкой. - Очень нехороший.

- Из мяса, нервов и костей? - серьезно спросил Войцик.

- Еще хуже. Только из нервов!

- Да! - Войцик что-то долго смотрел в лицо Ганки. - А вы знаете, перед самым арестом как-то случайно мне попала в руки книга о Кампанелле, и я стал думать о нем.

- О Кампанелле? - все больше и больше удивлялся Ганка. - Но... почему же именно о Кампанелле?

- Да, о Кампанелле, - твердо сказал Войцик. - О человеке, всю жизнь мечтавшем о городе солнца. Он ведь тоже много перенес, он больше двадцати лет просидел в подземной тюрьме и писал там сонеты. Писал, может быть, между двумя допросами, которые всегда кончались дыбой или "испанским сапогом". Помните это: "Я двенадцать часов провисел на дыбе и потерял за это время шестую часть своего мяса". Но пять шестых этого страшного, истерзанного мяса продол-жали жить, страдать, бороться и мечтать! Вот что главное, Ганка: мечтать! О городе солнца, который будет построен после того, как его, Кампанеллу, снимут с веревки и бросят в яму. И он верил, он пламенно верил, что такой час придет и город солнца будет создан! А какая нечелове-ческая сила веры в будущее была у него, Ганка! Я когда-то переводил его сонеты. Помню, он писал в тюрьме:

Заклеймено проклятьем без предела

То сено, что нескошенным истлело.

Вот так же будет поздно или рано

И с царством многолетнего тирана.

Он помолчал.

- И вот, я так же сижу в тюрьме, как и он, я так же борюсь за освобождение своей родины, но только я счастливее его: я знаю, и твердо знаю, что город солнца непременно будет построен, а он мог только мечтать об этом.

- Да, - сказал Ганка, - я теперь тоже верю в это. Но я еще не заслужил того, чтобы вступить в этот город. Я не сделал ничего, чтобы миру было светлее.

- Но вы знаете, что нужно делать? - спросил Войцик.

Ганка посмотрел на него.

- Кажется, знаю, - сказал он коротко. Они оба помолчали.

- И вот сегодня, - сказал вдруг Войцик, - я умираю за него, хотя у меня в нем нет ни одного знакомого. Вы знаете, - спросил он неожиданно и совершенно вразрез разговору, - что такое смирительная рубашка?

Ганка посмотрел на него удивленно.

- При чем же... - заикнулся было он, но сейчас же ответил: - У Джека Лондона есть целый роман о ней. Он, кажется, так и называется "Смирительная рубаха".

- Это что-то о переселении душ и странствии по временам и пространствам? - поморщился Войцик.- Знаю, читал! Нет, это что! Я говорю про настоящую смирительную рубаху. Вас затяги-вают в нее так, что тело начинает сразу болеть и пульсировать так, как одна сплошная рана... Ах, какая это боль! У вас сразу же отмирает тело, отмирает, но продолжает чувствовать, как будто вас положили на швейную машинку и прострочили несколько раз. Потом вам загибают руки и пропу-скают через ноги. Одним словом, затягивают узлом... И кровь заливает глаза, вы лежите и только одной полоской живота касаетесь пола, все остальное находится в воздухе. Через пять - десять минут вы теряете сознание. Я в ней пролежал свыше суток и знаю, что это такое. Это было еще два года тому назад. Так вот, лежа в ней, я вспомнил Кампанеллу и подумал...

Он не успел докончить. Отворилось маленькое круглое окошечко на двери и сейчас же захлопнулось. Потом загремели ключи.

- Это за вами! - быстро сказал Войцик. - Скажите, что я засмеялся и плюнул вам в лицо. Про Дофинэ вы мне не сказали: забыли фамилию.

Он обернулся на дверь - ее все отпирали - и быстро сунул Ганке руку.

- Когда вы возвратитесь, меня уже тут не будет. Но вспоминайте иногда обо мне, если вам все-таки удастся увидеть, как строят город солнца...

Внезапно он отскочил от Ганки.

Дверь приоткрылась. На пороге стоял солдат с бумагой в руках.