Уснул он только когда солнце окончательно взошло над деревьями, расчертив вагон яркими полосами пробивающегося сквозь щели солнца.

10.

Андрея разбудило воронье карканье и крики птиц, устраивающихся на ночлег. Теплый безветренный вечер выкрасил небо и лес во все тона от желтого к розовому, шум дороги слышался теперь совершенно отчетливо. Андрей выглянул из вагона и увидел в небе пассажирский лайнер, оставляющий за собой белый след, ярко подсвеченный солнцем. Не далеко слышались женские голоса и звон велосипедного звоночка на кочках.

Андрей спрятался внутрь. Ему до одури хотелось сделать две вещи – нормально поесть, и снять наручники. Если не снять, то хотя бы разорвать цепь между браслетами. Но как это сделать, Андрей не знал.

Медленно темнело, шум дороги начал стихать, утратив равномерность шороха. Андрей выбрался из вагона и уныло побрел в сторону дороги, но неожиданно ему под ногу подвернулась консервная банка. Не удержав равновесие, он повалился на бок, больно ударившись плечом о ржавую рельсу.

– Зараза… – простонал Андрей, не в силах потереть ушибленное место.

Вагон навис над ним, напомнив какой-то из страшных снов, реборда колеса нацелилась в шею, как нож гильотины. Андрей поднялся с земли и сел. Перед мысленным взором возник кадр из фильма «Призрак замка Моррисвиль», в котором герой перерубает цепь наручников с помощью гильотины.

Забыв о боли в плече, Андрей вскочил на ноги, и осмотрел участок пути. Рельсы заржавели, колеса тоже. На толчок плечом вагон никак не реагировал, словно пустил корни.

– Спокойно… – запыхавшись от усилия, шепнул Андрей. – Мне нужен толстый стальной стержень. И точка опоры.

Лом, конечно, подошел бы лучше всего, но он остался далеко, и вспоминать о нем не имело смысла.

Побродив по округе, Андрей нашел сломанный черенок от лопаты, который явно не был рассчитан на предполагаемое усилие, и рычаг железнодорожной стрелки. Вот его можно было попробовать.

Андрей присел возле вагона, уперся им в буфер, а конец, для упора, вогнал под шпалу. Так дело пошло легче – колеса с трудом сдвинулись с места, скрипя проржавевшими буксами.

– Еще… – сам себя подбодрил Андрей. – Хотя бы пару шагов!

Он сменил точку опоры на другую шпалу, и еще сдвинул вагон. Тот так и норовил съехать на старое место, но это Андрею как раз было на руку.

Кряхтя и ругаясь, скользя по траве босыми ступнями, он сдвинул вагон метра на два, подпер рычагом и отдышался, готовясь к главному. Наконец посчитал, что готов.

Он вырвал рычаг, отбросил его в сторону и упал на колени, прижав цепь к рельсе. Колесо накатилось на нее, готовое перекусить ребордой.

Но застряло. Видимо не хватило инерции.

– Твою мать… – не на шутку перепугался Андрей, пробуя выдернуть прижатую колесом цепь.

Ничего не получилось – застряло крепко. Андрей так и остался в позе мусульманина, совершающего намаз.

Очень скоро затекла спина, и без того утомленная работой ломом. Колени и локти начинали болеть от нестерпимой нагрузки. Андрей понял, что придется звать на помощь, другого выхода просто не было. Стало до слез обидно, что сам себя поставил в столь идиотскую ситуацию. А ведь мог запросто дождаться темноты и добраться до кого-нибудь из знакомых. До Артема например. Других знакомых, которые приняли бы его в таком виде, не припоминалось.

Не спеша надвигались сумерки.

Понимая, что ночью звать кого-то на помощь будет уже бессмысленно, Андрей попробовал кричать, но обожженое перцовым экстрактом горло выдавало лишь громкое сипение. Налетел порыв ветра, и словно в издевку задрал ночную рубашку, оголив онемевшую задницу.

Андрей уперся лбом в рельсу и заревел, точно как в детстве, уже не стеснясь никого, даже самого себя. Это были слезы страха, отчаяния и жалости к самому себе.

Со стороны дороги послышался рокот нескольких мощных мотоциклетных двигателей. Андрей прислушался. Басовитое урчание приближалось. Повернув голову, он заметил сначала мелькание фар, а затем на поляну медленно выехали три байкерских мотоцикла – размалеванных, обросших мехом и кожей, с высокими рулями, загнутыми на манер буйволиных рогов. На двух виднелось по одному седоку, а на третьем мотоцикле кроме водителя сидела девушка в обтягивающем черном комбинезоне. Голова ее была выбрита по последней моде, напоминая бильярдный шар с рыжими кисточками возле ушей.

От такой компании нельзя было ожидать ничего хорошего, поэтому Андрей затаился, насколько это возможно. Слезы еще лились из глаз, но всхлипывания пришлось сдерживать. Где-то недалеко за спиной байкеры заглушили моторы. Мышцы Андрея судорожно сжались, но, похоже, компания не заметила его.

– Может поедем дальше? – спросил один совершенно мальчишечьим голосом.

– Нафиг. – с хрипотцой ответил другой. – Клевое место.

– Хочу здесь! – настойчиво рекомендовала девушка. – Мне нравятся эти развалины. Это так эротично – брошенный поезд посреди леса.

Андрей их видеть не мог. За спиной, совсем близко, раздавался только звон бутылок, смех и отборная ругань. Затем затрещали обламываемые сучья, а еще чуть позже запылал костер, разбрасывая повсюду дрожащие отблески пламени. Два желания вступили в отчаянную борьбу – затаиться, стать невидимым, и позвать на помощь. Против первого выступало тело, скрюченное и страдающее, а против второго воспротивился разум. Разум был твердо уверен, что байкеры грубы и необразованны, что они не склонны к состраданию, зато явно склонны к насилию.

Андрей явственно представил, как он позовет на помощь, и как байкеры станут потешаться над ним, и лить ему на голову пиво, и мочиться на него, а перед отъездом вставят в анус бензиновый шланг, и напишут фломастером на ягодицах: «Слоник».

Разум порекомендовал телу сидеть как можно тише.

Костер пылал, компания за спиной веселилась, готовила шашлыки, пила пиво и разухабисто танцевала под проигрыватель. Затем речь пошла про марихуану, а еще чуть позже про секс. Обсуждали какого-то Свиста, который переспал с Тоськой, а она от него залетела, а он, гад, даже денег ей не дал на аборт.

– Надо его самого было трахнуть. – задумчиво подвела итог девушка. – Чтобы понял женскую долю.

С ней пьяненько согласились, решив, что Свист действительно падла, и надо ему подкусить тормозной тросик при случае. А Тоське на аборт нужно скинуться, или усыновить пацана всем стадом.

– А если девка родится? – спросил мальчишечий голос.

– Тогда удочерить. – покровительственно ответил хрипловатый басок.

Они еще помыли кости знакомым, обсуждая в основном любовные похождения обоих полов. Они чавкали мясом, громко сопели папиросами с коноплей, гулко заглатывали пиво, и хохотали над пошлыми анекдотами.

Наступила короткая тишина.